— Скажи ты мне это два дня назад, я бы ответила — да, — вздохнула Емельянова. Она смотрела на Веру долгим, тягучим взглядом. — Сейчас все зашло слишком далеко. Ты не сумеешь уехать.
Вера собралась возразить, но тут со стороны Больших Ковшей послышался шум подъезжающей машины. Синяя «семерка», натужно кряхтя, въехала в Корчи и остановилась возле дома Маруси. Из автомобиля с трудом выбралась полная женщина в юбке-марлевке и необъятной цветастой кофте. Под мышками расплылись влажные круги, пыльного цвета волосы замотаны в реденький пучок на затылке. Женщина обернулась, и Вера сразу узнала в ней Анечку, которую в день приезда встретила в магазине тети Сони. Та тоже узнала Веру и поспешно отвернулась, бегло кивнув Марии Сергеевне.
— Мама, мы приехали! — зычно возвестила она и прибавила чуть тише: — Петр, выходи, че сидишь?
Ага, стало быть, эта Анечка — та самая плодовитая дочь Маруси, про которую рассказывала Ирина Матвеевна. Мысль о том, что старой учительницы больше нет, снова больно ужалила Веру. Она сжала зубы, чтобы опять не расплакаться.
Из «жигуленка» выбрался Петр, лысый и круглоглазый, как лемур. В отличие от жены мелкий и тощий.
Дверь дома распахнулась, Маруся засеменила навстречу дочери и зятю.
— Что это от тебя лекарством пахнет? Сердце? — В голосе Анечки слышалась неподдельная тревога.
Емельянова с ноткой зависти произнесла:
— Нюрка — хорошая дочь, ничего не скажешь. Любит мать, заботится.
Анечка тем временем бережно вела мать обратно в дом, приговаривая:
— Будешь с нами жить. Тишина и спокой. Хватит, нажилась в этом медвежьем углу. Нечего тебе теперь… — она злобно зыркнула в сторону Веры, — тут делать. Вещи собрала?
Их голоса смолкли, но уже через несколько минут женщины вновь появились на улице. Анечка с мужем принялись сноровисто заталкивать узлы и тюки в багажник, а Маруся заковыляла к Вере и Марии Сергеевне.
— Забирают меня, Мань, — виновато сказала она, одергивая платье. — Нюра говорит, без тебя, мол, назад не поеду.
Старушка опасливо покосилась на Веру и заискивающе посмотрела на Марию Сергеевну. Похоже, она слегка опасалась соседки.
— И правильно! На то она и дочь! — одобрила Емельянова намерение Анечки.
Маруся с облегчением зачастила:
— Они и раньше звали! Нюра говорит, комнату дадим, места много. А мне жалко, Мань! Куры у меня, мебеля, огород. Как бросишь? Хоть плачь!
— Да уж как твои «мебеля» бросить! — ухмыльнулась Емельянова. — Антиквариат! Да и в огороде одна лебеда. Больно ты им занималась!
— Здоровья-то нет, Мань, — робко оправдалась Маруся.
К ним решительным шагом маршировала Анечка. Видимо, она прислушивалась к разговору и спешила вставить свои пять копеек:
— Мам, ну какой у тебя огород? А у нас с Петром тридцать соток, паши — не хочу! Курей завтра заберем, посадим к нашим. Петр договорился с машиной.
— Спасибо, Нюра.
Маруся глядела на дочь с любовью и нежностью, наверняка видя перед собой не толстую неряшливую женщину, а ту Анечку, которую держала на руках еще младенцем, провожала в первый класс, отдавала замуж. Юную, прелестную девчушку, какой она навсегда и останется для своей матери.
Петр отнес в машину последний баул и с грохотом захлопнул багажник.
— Выдвигаемся, что ли? Карета подана, — хохотнул он.
— Идем, идем, — отозвалась жена.
— А дом-то запереть? — вскинулась Маруся.
— Что у вас брать-то, мамаша? Кто позарится на ваши табуретки? Нашлись бы добрые люди, мы и сами бы приплатили, только заберите! — не к месту взялся острить Петр.
— Помолчи! — цыкнула Анечка. — Садись в машину, не мороси.
— Эх, мать честная, — поморщился Петр, но ослушаться жену не посмел.
— Пошли, мама. До свидания, Марь Сергевна.
Они двинулись к машине. Внезапно Анечка остановилась, будто передумала, обернулась и зло посмотрела на Веру. Видимо, ей давно не терпелось высказаться.
— Довольна? Сколько народу перемерло! Ишь, выставилась! Люди с насиженных мест снимаются, а ей все нипочем! Бессовестная! — расходилась она, но старуха Емельянова осадила:
— Все, Анна, хватит! Замолчи!
Та задохнулась от возмущения, но продолжать не рискнула. Мария Сергеевна слегка улыбнулась и сказала:
— Мать береги. Поезжайте с Богом.
Маруся снова заплакала, зашмыгала носом. Старуха Емельянова обняла ее за плечи, зашептала что-то на ухо и повела к машине. Анечка напоследок смерила Веру злым взглядом, открыла рот, но тут же захлопнула его, поджала губы и спешно зашагала следом.
Через пять минут автомобильчик скрылся за ближайшим поворотом. Мария Сергеевна, не пожелав больше говорить с Верой, направилась к своему дому.
Вера тяжело потащилась к себе. Толмачевский дом терпеливо поджидал хозяйку, пялясь через улицу сверкающими на солнце окнами.
Глава 17
Вера вошла в дом, не раздеваясь, легла в кровать и моментально заснула. Она забыла, когда в последний раз ела, но голода не ощущала. Желание было одно — спать. Краем меркнущего сознания успела отметить, что в постоянном сонном состоянии есть что-то ненормальное. Эта здравая мысль полыхнула в голове и тут же погасла.
Проснулась девушка внезапно, словно ее толкнули. Она смутно припоминала: только что видела во сне мать. Та трясла Веру за плечо и сердито говорила: «Вставай! Опоздаешь! Давай, просыпайся! Проспишь!»
Вера открыла глаза, и сначала ей показалось, что в комнате солнечно. Но уже в следующую секунду она сообразила, что видит свет пламени. За окном что-то горело! Она вскочила с кровати и с ужасом осознала, что вся комната заполнена густым едким дымом. Господи, как она могла спать: здесь же дышать нечем! Мучительно закашлялась, схватилась за горло, на глазах выступили слезы.
— Пожар, — прошептала она, — мамочка, я горю!
Метнулась к окну и заголосила:
— Помогите, пожар! Кто-нибудь!
Она хотела разбить стекло, чтобы выбраться наружу, но тут же поняла, что это невозможно: ей пришлось бы прыгать в открытое пламя. В комнате ничего не горело, огонь полыхал под окном.
Вера выбежала из спальни и бросилась в другие комнаты — везде одно и то же. Белесая пелена вонючего дыма и яркие сполохи за окнами. Становилось все жарче. Стены раскалились от огня, и Вера чувствовала себя курицей в духовке. Пот лил ручьями, дышать было невозможно. Шатаясь, теряя сознание и пытаясь задержать дыхание, она почти ползком пробралась в кухню, нашарила полотенце и вылила на него содержимое чайника. Плотно прижала мокрую тряпку к лицу и с наслаждением несколько раз вздохнула.
Стало чуть легче, вернулась ясность мысли. Пожар возник не сам по себе, из-за неисправной проводки или еще чего. Ее хотят убить! Кто-то нарочно устроил поджог, разложил под каждым окном костер, чтобы Вера не могла выбраться.