Записки беспогонника - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Голицын cтр.№ 16

Познакомился я с некоей геологиней, молодящейся евреечкой, густо напудренной и накрашенной, с необычайным хохолком на шляпке. Виду нее был малогеологический. Она почему-то со мной начала кокетничать, хотя я не давал ей для этого никакого повода. Мы прозвали ее «Цветок душистых прерий».

В Плеханове я квартиру не нашел и устроился в соседней деревушке вместе с Германовым — единственным симпатичным из спецгеовцев. Он был прехорошенький мальчик и последнее время льнул ко мне, после того как я сказал ему несколько слов утешения — не надо слишком тосковать об отце — народном ополченце, их же в бой не посылают, а рано или поздно известия от него придут.

Не знаю, остался ли жив его отец. Сколько этих народных ополченцев из Москвы, имевших одну винтовку на семерых, тогда погибло. Без вести пропал и мой зять Валерий Перцов.

Два дня подряд Мирская заставляла меня чертить схемы расположения колодцев в деревнях по речке Немощенке — правому притоку Днепра где-то далеко за Андреевским.

На третий день мы снова услышали глухое рокотание на западе и словно не так уж далеко.

Геолог Синяков, приезжавший из Сычевского района за продуктами, тут же помчался обратно туда, где наши бурили артскважины. Только он уехал, как мы узнали, что этой ночью немцы сбросили десант в Липецах — бывшем имении поэта Хомякова.

Да ведь это Сычевский район. И как раз в Липецах находились три наших буровика, в том числе и Гриша Дудка. Неужели наши ребята пропадут?

Мирская сказала мне, что обрабатывать материалы по речке Немощенке пока не актуально, и впервые за все время разрешила мне ничего не делать.

Приехала из Москвы одна моя знакомая по Гидрострою. Я пошел к ней узнавать новости. Любовно угощая меня разными московскими вкусностями, она рассказывала, что по автостраде валом валят убегающие, или, как их принято было тогда называть, эвакуирующиеся. По ее словам, драпали не только гражданские лица, но и разрозненные воинские части, даже отдельные танки и артиллерия. И якобы немцы взяли Вязьму.

Но у нас пока было все спокойно.

6 октября в воскресенье я отправился на попутной машине в Гжатск на базар, купил там порядочный кусок баранины и пошел к штабу Главного Управления Оборонительных работ Главгидростроя в надежде найти там другую попутную машину.

И вдруг, никем не замеченный, вынырнул из-за крыш немецкий самолет, проскользнул низко над городом и бах… бах… бах… выкинул свой смертоносный груз прямо на главную улицу. И так же незаметно скрылся.

Боже мой, что тут поднялось! Женщины с детьми на руках и за руку, с узлами под мышкой, древние старухи, девушки, всевозможное начальство — все побежали куда глаза глядят.

Храброе гидростроевское воинство — уполномоченные и особо уполномоченные — все эти Лившицы, Бернштейны, Кацнельсоны — забегали, закричали, размахивая планшетами. Машины мчались туда и сюда. И взять хотелось побольше, и оставаться грузить было страшно. А продуктов понавезли в Гжатск множество: и муку, и сахар, и консервы, и прочее…

Я сел на попутную машину и поехал, радуясь, что успел купить баранину до бомбежки. А с базарной площади всех ровно ветром сдуло.

Приехал в свою деревню, хозяйка дала мне пшена, дала чугун, затопила печку, и я поставил варить кашу с бараниной, мечтал — вот она выпарится и у нас будет чудесное блюдо.

Вошел Германов и сказал, что Лущихин приказал собираться и нести вещи в Плеханово. Через час назначен отъезд всех машин.

Ладно, успеем. Я знал, что значит — через час. Не торопясь, собрали мы с Германовым чемоданы. Бабушка-хозяйка все нас спрашивала с беспокойством — почему мы так неожиданно собрались уезжать? Я, как мог, успокаивал ее, говорил, что мы едем под Гжатск. Относительно каши она советовала оставить ее попреть в печке еще хоть на полчаса. Наконец, зацепила она чугун ухватом и поставила на стол. Запах пошел упоительный.

Мы с Германовым принялись за еду. Следовало бы разделить кашу на два дня, но пришлось уничтожить ее за один присест. Ели мы, ели, давно насытились, но продолжали набивать желудки, так сказать, впрок. Едва встали из-за стола, сердечно распрощались с бабушкой и отправились с чемоданами в Плеханово.

Навстречу нам бежала одна из синештанных девиц и еще издали кричала Германову:

— Скорее, скорее! Тебя только и ждут! — Подбежав к нам, она обратилась ко мне: — А вы, не знаю, как уедете, ваши все уже уехали.

И правда, на улице Плеханова из многочисленных автомашин геологической экспедиции оставалась только одна, тот газик, на котором мы приехали из Андреевского. Крокодилы сидели в кузове, стиснутые чемоданами и ящиками с лабораторным оборудованием. Из кабины виделся длинный нос Мирской. Хохолок «Цветка душистых прерий» торчал из-за верха кабины. Лущихин нервно шагал взад и вперед.

— Вечно тебя ждать! — набросился он на Германова, тут увидел меня и закричал: — А вы, вы! Вам места нет! Нет! — Голос его дребезжал на одной гласной из английского слова that. — Вы должны были ехать с Тентетниковым. Его машина давно уехала.

Вам тут места нет! Добирайтесь, как хотите! И так я взял посторонних.

Тут «Цветок душистых прерий» вздрогнула, вся сжалась.

Я опешил, оглядел крокодилов, встретил равнодушные или враждебные взгляды… Германов глядел испуганно, но молчал. «Цветок душистых прерий» кривила на меня один глазок явно сочувственно, но тоже молчала. Шофер Колька отвернулся.

Я был один среди чужих.

Неожиданно Колька подошел ко мне. Вот кто моя соломинка!

— Слушай, — медленно заговорил я, обращаясь к нему. — Я сейчас напишу Козловской, что меня бросили немцам. Передашь записку?

Колька молча кивнул.

Не знаю, как у меня нашлось самообладание, но я сказал именно эти слова и сказал их совершенно спокойно.

Вдруг Лущихин взял меня под локоток.

— Сергей Михайлович, — произнес он, деланно смеясь, — я же пошутил. Как-нибудь потеснимся.

— Мои инструменты! — завопил я не своим голосом.

Да, в доме, где еще час назад помещался штаб экспедиции, в углу покоились мои геодезические инструменты: теодолит, нивелир, треноги, лента, рейки, линейка Дробышева, ящик с бланками, таблицами и справочниками. Я бросился туда, Германов за мной.

Тот дом, по счастью, находился напротив, но он был заперт на замок. Не долго думая, я снял кепку, надел ее на кулак, размахнулся и вышиб оконное стекло и раму, вскочил в комнату и стал выкидывать Германову свое геодезическое барахло.

Мои рейки и треноги во время переездов все остро ненавидели, рейки влезали в кузов только по диагонали, а треноги кололись. И сейчас все в один голос закричали:

— Нет, нет, не возьмем!

Не разобравшись, что именно не возьмем, все ли числящееся за мной имущество или только рейки с треногами, я весь задрожал от злости, стал всовывать ящик с теодолитом в кузов. Как! На моей шее висит полушубок, а тут еще это в двенадцатикратном размере!