Лютер - читать онлайн книгу. Автор: Иван Гобри cтр.№ 69

Наконец, решение созрело: он едет. Он не может ждать, пока там, в Виттенберге, извращают дело его жизни! Это призыв Господа, и ослушаться нельзя. 1 марта 1522 года, снова облачившись в рыцарский наряд и прихватив с собой слугу, он отправился в путь с твердым намерением никогда больше не возвращаться в свою тюрьму. 5 марта, остановившись в Борне, он отправил еще одно письмо Фридриху, ставя его в известность о своем приезде, разделяя с ним горечь тревоги из-за случившихся беспорядков, но главным образом стараясь рассеять уже начавший циркулировать по всей Саксонии слух, что беспорядки эти произошли по его, Лютера, вине. Но разве мог он быть их причиной, если действовал по воле свыше?! «Не от людей получил я Евангелие, — писал он, — но прямо с Небес, от Господа нашего Иисуса Христа». Теперь он уже жалел, что из скромности сразу не присвоил себе звания Евангелиста. Он поскромничал, а теперь из-за его излишней кротости другие издеваются над Евангелием! Но ничего, лучше поздно, чем никогда!

Между тем Лютер не мог не знать, что его возвращение в Виттенберг сулило курфюрсту крупные неприятности. И папа, и император, и епископы, и князья (Георг Саксонский первый!), недовольные его поведением, вполне могли предъявить ему свой ультиматум. Город бурлил, и его приезд лишь подлил бы масла в огонь. Он решил сыграть «в поддавки». Обращаясь к курфюрсту, он советовал ему не нарушать приказа императора и не мешать его аресту.

Целый ряд биографов квалифицируют этот поступок Лютера как героический. Но разве Лютер не знал, что в Виттенберге арест ему не грозит? Да, он во всеуслышание заявлял, что ради своего дела был бы готов пожертвовать жизнью, но, заметим, он всегда говорил об этом только в сослагательном наклонении. Он милостиво разрешил курфюрсту пропустить к себе в страну представителей императорской власти, но отнюдь не призывал его исполнить приказ императора и лично арестовать его. Мало того, он специально подчеркивал, что не станет ничего предпринимать против воли курфюрста, а если последний получит конкретное приказание, пусть обратится к нему, Лютеру, и он научит его, как выкрутиться. Он чувствовал себя в такой безопасности, что говорил Фридриху: «Я сумею защитить Ваше Высочество лучше, чем Вы сможете защитить меня». Поэтому приходится признать, что в Виттенберг Лютер ехал с тем же настроением, какое вело его в Вормс: не приносить себя в жертву, но утверждать свою власть.

6 марта он въехал в Виттенберг. Курфюрста в городе не было, он отбыл в свою резиденцию в Лохау. Лютера встретил юридический советник Фридриха Иероним Шурф, который потребовал от него еще одного письма, снимавшего с курфюрста всякую ответственность. Лютер такое письмо написал, признаваясь, что приехал в город вопреки воле государя. Изложил он и причины, делавшие его появление в Виттенберге необходимым. Таких причин оказалось три. Во-первых, он не мог не ответить на призыв «Виттенбергской церкви»; во-вторых, он чувствовал ответственность за тех христиан, которым начал проповедовать Евангелие и которых считал отныне своей паствой; в-третьих, смута, вспыхнувшая в Виттенберге, вполне могла перекинуться на всю Германию, следовательно, требовалось срочно навести порядок и затушить разгорающийся пожар. Итак, Лютер снял с Фридриха все подозрения в пособничестве и вдобавок убедился, что город настроен к нему более чем благосклонно (что автоматически делало проблематичным любое вмешательство светских властей), наконец, он дал понять, что его присутствие в Виттенберге поможет навести здесь порядок.

Следующие восемь дней Лютер посвятил публичным проповедям, которые читал по-немецки. Очень скоро эти выступления вышли в виде книги под названием «Восемь проповедей, прочитанных в Виттенберге во время Великого поста». Как он и обещал, ему действительно удалось положить конец самым жестоким бесчинствам и вселить в окружающих надежду, что дальше дела пойдут еще лучше. Да, мессу надо запретить, взывал Лютер, но зачем же подвергать насилию священников? Да, обет безбрачия кощунствен по самой своей сути, но разве это означает, что церковников надо силой тащить под венец? Да, изображения Христа и святых оскорбляют чистоту веры, но ломать и топтать их все-таки нехорошо. Что касается исповеди, то, поскольку общепризнано, что она служит важным источником утешения для верующих (в чем сам Лютер неоднократно имел возможность убедиться), то исповедь можно оставить, только отстранив от участия в ней священников: пусть христиане исповедуют друг друга. Таким образом, выступая в Виттенберге, Лютер предстал перед лицом всей Германии в ореоле миротворца, в то же время ни на йоту не отступив от своей главной цели — разрушения католицизма. Он немедленно развил наметившийся успех и изгнал из города анабаптистов как зачинщиков смуты, тем самым подорвав авторитет слишком тесно сошедшегося с ними Карлштадта. Последнему пришлось укрыться в деревне.

Затем, рассудив, что в Виттенберге помощники справятся и без него, он отправился проповедовать по другим немецким городам. По землям герцогства Саксонского он передвигался переодетым, останавливался в городах Цвиккау, Альтенбурге, Борне, Эрфурте, Веймаре. Он уже давно перестал быть одиночкой-проповедником. С ним теперь работала спаянная «команда» единомышленников, полная решимости нанести последний удар папизму. Особенным рвением отличались его бывшие ученики и молодые августинцы из Виттенбергского монастыря, в том числе Ланг, Цвиллинг и Линк.

Чему же учили новые апостолы христианский народ? Нам нетрудно проследить за этим, потому что все выступления Лютера и большинства его последователей сейчас же появлялись в печатном виде. Прежде всего они проповедовали спасение одной верой и вытекающую из этого положения бесполезность «дел»: «Довольно того, что мы знаем Агнца, принявшего все грехи мира. Поэтому как бы мы ни грешили — пусть мы по тысяче раз в день будем предаваться распутству и совершим тысячу убийств, — ничто не отвратит нас от Него». «Христос, словно плащом, закрывает все наши самые постыдные поступки». «Тот, кто верит, что Христос уничтожил грех, сам уподобляется безгрешному Христу». «Истинные святые во Христе должны быть честными и великими грешниками и всегда носить в себе эту святость».

Нет никаких сомнений, что, провозглашая свои «успокоительные» теории, Лютер искренне стремился избавить своих «нищих духом» слушателей от тех душевных мук, которые пришлось пережить ему самому. «Слово «Евангелие», — объяснял он, — имеет всего одно значение — Новый Завет, то есть радостный и добрый Завет, учение, открывающее нам истины, которые наполняют наши сердца блаженством. В этом учении нет и не может быть ни закона, ни завета, чего-то требующего от нас, заставляющего нас отказаться от чего бы то ни было под страхом кары и проклятия, ибо нет человека, который стал бы с удовольствием слушать такие речи... Мы нуждались в помощи, и вот Бог послал нам новое учение, в котором мы черпаем мир и утешение». Несколько позже он напишет: «Партия сделана! Христос-Победитель исполнил все, нам же не нужно делать ничего: ни заглаживать свои грехи, ни бороться с бесами, ни побеждать смерть. Все это уже излилось на землю».

Следующей темой лютеранской пропаганды стало осуждение монашеских обетов, в частности обета целомудрия. То, что давным-давно уяснили себе проводники нового учения, теперь предстояло сделать достоянием широких масс. Верить в пользу «дел» — кощунство, следовательно, наиболее кощунственны самые заметные, требующие особого усердия дела: умерщвление плоти, пощение, послушание, богослужение, акты братского милосердия. Заниматься всем перечисленным — значит не верить в Божью милость, то есть святотатствовать. Грех непобедим, ибо вожделение с неумолимостью рока поселяется в каждом из нас, следовательно, обрекать себя на безбрачие, думая угодить Богу, означает заниматься самообманом и ломать комедию. Основываясь на этой идее, Лютер не жалел слов для осуждения монашеского бытия и горячо призывал всех монахов и монахинь как можно скорее освободиться от проклятия, на которое они добровольно себя обрекли. Неудивительно, что в его сознании порочность института распространялась и на вполне искренние устремления настоящих, истинных монахов. «Монаху или священнику так же невозможно быть христианином, как Христу невозможно не быть Христом!» — восклицал он в 1522 году. Немного спустя он добавлял: «Бенедиктинцы, картезианцы, августинцы, кармелиты, одним словом, все монахи обречены на проклятие; одни христиане спасутся». Спохватившись, что он перечислил не всех членов религиозных братств, он набросился и на нищенствующие ордена, по его мнению, столь же недостойные милости Неба, как и все остальные: «Августинцы, францисканцы, доминиканцы и прочие — все они утратили право именоваться учениками Христа, потому что не в Христе видят свое спасение, а совсем в другом: в своих уставах и обетах».