— Включается? А вот этой красной кнопочкой… Надо только тормоз держать. Сколько стоит?… 450 тысяч, но это со всеми опциями… Завод? В следующем году закончим… Валентина Ивановна (Матвиенко, губернатор Санкт-Петербурга. — А. К.) очень хорошие условия по земле дала… Первая серийная машина? К сентябрю 2012 года уже будет!.. Ехать как? А просто педаль газа нажимать!
— Ну, поехали? — спросил премьер.
Он к этому времени уже пересел в другую машину, бело-бирюзовую, более спортивный вариант.
— Миша! Где Миша?! — спросил премьер в окно. — С нами поехали.
— Так некуда сесть, — пояснил господин Прохоров.
В спортивном варианте задние сиденья были безнадежно малы (я думал, что они малы и, так сказать, в классическом варианте, но когда попробовал сам, понял: расстояние между передними и задними уж не меньше, чем в «пятерке» BMW).
— А во вторую садись! — крикнул ему премьер так, как будто тот уже почти не успевал.
Похоже, премьер не мог уже держать в руках не только себя, но и ё-мобиль: ему хотелось немедленно начать эксплуатационные испытания.
Сначала он отчего-то дал назад, а потом ё-мобиль резко взял к выезду из резиденции. За ним рванул и второй. И тут же к ним пристроился, конечно, Gelandewagen, а потом еще седан, Mercedes.
В этом невероятном кортеже не хватало только «новой желтой».
Я услышал откуда-то сверху громкие голоса, поднял глаза и увидел, что на балконе резиденции столпились участники совещания. Здесь были и глава Роснано Анатолий Чубайс, и глава Ростехнологий Сергей Чемезов, и министр науки Андрей Фурсенко, и возглавляющий Курчатовский институт Михаил Ковальчук, и министр связи Игорь Щеголев… Из-за окна выглядывала министр экономики Эльвира Набиуллина… На лицах их блуждали все те же странные улыбки, что и в начале совещания. В них было что-то умильное и вместе с тем настороженное.
Так, наверное, родные и близкие (или те, которые хотят ими стать) провожают своих в ралли «Дакар».
На крыльцо вышел Андрей Клепач и разъяснил, что за те 20 минут, пока совещание шло в закрытом режиме, комиссия утвердила все 25 новых технологических платформ, «на основе которых будет развиваться и ё-мобиль, и дирижаблестроение»…
А меня не покидало чувство какой-то смутной тревоги, и я никак не мог разобраться в ее причинах.
И вдруг меня словно пронзило током. Я слышал, что премьер спросил, как стартовать.
И я только не слышал, чтобы он спросил, как останавливаться.
* * *
У кого-то из членов российской делегации зазвонил телефон. Мелодия была томной.
— Станцуем сейчас, — пробормотал господин Путин в сторону звонка, и тот тут же панически прекратился.
* * *
Возле трека для тестирования автомобилей один за другим начали приземляться вертолеты. Из последнего вышел господин Путин. Через минуту он был на треке и уже осматривал багажник новой машины.
Но оказалось, что багажник открывается только ключом. Гендиректор АвтоВАЗа Игорь Комаров решил достать ключ из замка зажигания, повернул его… рванул стартер, короче говоря. Машина, видимо, стояла на скорости, так что взвизгнула и чуть не уехала. К счастью, Игорь Комаров все-таки последним усилием воли успел повернуть ключ в другую сторону и вытащил его из замка.
Потом господин Путин решил прокатиться по треку. Он предложил мне тоже сесть в машину. Отказываться было глупо.
Завести «Гранту» ему не удалось даже с третьего раза. Господин Комаров, севший на переднее сиденье, выглядел подавленным (как будто по нему проехала не «Лада Гранта», а по крайней мере «КамАЗ»). Я представлял себе, каким он будет выглядеть в общении с подчиненными, когда премьер улетит из Тольятти.
В салон заглянул один из разработчиков модели и негромко сказал:
— Владимир Владимирович, тут электронная педаль газа. На нее вообще давить не надо.
После этого «Гранта» наконец завелась. Ее слабость оказалась на этот раз ее достоинством.
— Памперсы надели? — обернулся премьер, притормаживая перед выездом на трек. — Молчите… Значит, не надели. А зря.
Он взял со старта резко. Но я бы не сказал, что дух, например, захватило. По прямой машина шла со скоростью 90-100 км/ч, на поворотах премьер снижал скорость, хотя трек, казалось, для того и существует, чтобы ее увеличить: он выглядит как обыкновенный велотрек, и при желании испытатель и машина могут идти, кажется, почти вертикально.
— А покрытие специально имитировали под российские дороги? — спросил премьер гендиректора.
Это была даже не просто российская дорога. Это была разбитая тысячами целеустремленных испытателей бетонка. Это было именно то, что называется: не дорога, а направление.
Игорь Комаров тут же объяснил, что вот-вот здесь положат новый асфальт и трек будет как новенький (обычно асфальт к приезду господина Путина положить успевают).
Но этот трек, по моим представлениям, такой, каким он должен быть всегда. Не «Роллс-Ройсы» испытывают. И это уже тот случай, когда чем хуже, тем лучше.
— А по сравнению с ё-мобилем как? — поинтересовался я.
— Ну, ё-мо…билль! — отозвался премьер. — Он же еще сырой, делается с нуля. Давишь на педаль газа, а движется пока не очень.
— Но ведь движется! — возразил я.
— Это да, — согласился премьер.
Тем временем машина сделала три круга и въехала в ангар, где премьера ждали журналисты и рабочие завода.
— Хорошая машина, — сказал премьер. — На ней на дачу ездить. Смотрите, какой багажник большой! Два мешка картошки поместятся.
Его спросили, почему машина не сразу завелась.
— А, — вспомнил премьер. — Да там оказалась электронная педаль газа, а я по привычке…
— Давите на все, — подсказал я.
— Да, — внимательно посмотрел премьер. — По привычке.
* * *
Предприниматель Елена Николаева предложила государству уйти из сферы социальных услуг (Владимир Путин тем не менее остался сидеть на месте) и привела в пример Францию. А насчет новых кадров сказала не таясь:
— Если что — нарожаем!
Я смотрел на нее и верил ей безоговорочно.
Не таков, впрочем, оказался Владимир Путин.
— Что касается того, что все пожилые французы довольны, что государство ушло из социальной сферы… У меня много знакомых пожилых французов (Жак Ширак, например. — А. К.), и ни одного довольного не видел, ну просто ни одного! Французы вообще народ требовательный… В этом их пассионарность…
Владимир Путин в этот день был склонен к философским обобщениям. Но после смерти Махатмы Ганди говорить было по-прежнему не с кем.
* * *