Я сняла перчатку и протянула руку вперед. На ладонь упало несколько снежинок. Они почему-то не таяли…
— Замерзнете, Лизавета Аркадьевна, — сказал Пеньков, появившись откуда-то из-за моей спины, нагруженный сумками и свертками.
— Нет, не холодно.
Мы помолчали, стоя посреди снежного вихря, бьющего с крыши, — наверное, тем самым Рома выражал свою солидарность со мной.
— Уже февраль, — через некоторое время, прокашлявшись, робко проскрипел он. — Время-то как быстро летит!
— Ага…
Мы опять помолчали, глядя на заснеженный лес. Типично русская зимняя тоска. Когда два человека неподвижно глядят на снег и думают о быстротечности сущего…
— Пень, ты чего? — выскочил на крыльцо Денис в пальто нараспашку. Снежинки сединой накрыли его темные волосы, упали на длинные ресницы. — Я же сказал — тащи вещи к машине…
Саша никогда меня не простит. Никто бы не простил такое. Никто бы не поверил… Это правильно. Только я, сумасшедшая, могу прощать и верить, потому что такой у меня комплекс из детства.
— Лис, идем, — обхватил меня за плечи Денис. — Поедем, красотка, кататься!
* * *
— Это невероятно! — Аглая неслась ко мне навстречу по длинному институтскому коридору на всех парах, черный бант за ее ушами метался из стороны в сторону, точно грива у иноходца. — Я не понимаю… Никто ничего не понимает…
— Чего? — спокойно спросила я, заходя на кафедру.
Лаборантка Вика, тоненькая девочка-старшекурсница, покраснев, поздоровалась с нами и вышла из комнаты.
Аглая за ее спиной торопливо захлопнула дверь.
— Ну? — спросила она, раздувая ноздри, отчего очки на ее переносице опасно двинулись вниз.
— Что — ну? — спросила я, вешая пальто в шкаф.
— Рассказывай! До начала лекций еще пятнадцать минут.
— Да чего тут рассказывать… — уныло пробормотала я, садясь на подоконник.
— Хорошенькое дело! Я, может, подарок купила, жду, чтобы поздравить дорогую подругу с днем бракосочетания, костюм Леонида Ивановича отдала в итальянскую химчистку — бешеные деньги, между прочем… Если б знала, как оно все обернется, сама бы постирала!
— Такие дела…
— Ты сбежала с собственной свадьбы! Ты даже никого не предупредила! В институте черт знает что про тебя говорят… Викентий не в духе — ты пропустила собрание.
— Но ты предупредила его?
— Да, я всех предупредила. В том числе и твоего жениха… Бывшего то есть.
Я собиралась рассказать ей невероятную историю своего похищения и заточения в загородном коттедже, о своих душевных муках и сомнениях, но потом подумала — а зачем? Разговор был бы намного длиннее, мы бы не уложились во время, оставшееся до начала лекций. И ругать Аглаю не имело смысла — за что?
— Понимаешь, я даже не знаю, с чего начать…
— Ты встретила Дениса, — торжественно произнесла Аглая, словно подсказывая мне. — И вы поняли, что ваши чувства еще не умерли.
— В общем, да…
— Денис мне объяснил. Очень скупо, вкратце, но остальное можно было домыслить.
Я сама не понимаю, как такое могло случиться, — с раскаянием вздохнула я. — Вот… взяла и сбежала с собственной свадьбы.
Аглая подхватила соскальзывающие очки и водрузила их обратно.
— Денис — гораздо более перспективный жених, — вдруг заявила она, глядя на меня вполне благодушно. — Он ведь собирается на тебе жениться.
— Собирается. Только я еще не дала ему окончательный ответ…
— Дурочка, тут даже думать нечего! Денис, только Денис! Вот уж золото, а не мужчина. Все при нем. Красавец, с деньгами, с деловой хваткой… Вы с ним на Багамы, на Канары… А Саша кто? Никто. Певец из ресторана. Дальше Турции не уедете. Хотя, если быть объективной, тоже не урод.
— Ты прямо как сваха из пьесы Островского, — усмехнулась я.
— Ах, не принижай момент… Боже, как все романтично у вас. Настоящее кино. Сбежали с Денисом, провели две недели вдали от людей, в любовной горячке…
— В чем?
— Лиза, ты поступила абсолютно правильно! — вдруг брякнула Аглая и даже прослезилась от избытка чувств. Достала из кармана большой клетчатый носовой платок и принялась усердно протирать очки. — И подарок мой не пропадет, и костюм Леониду Ивановичу скоро понадобится.
— Ты думаешь? — осторожно спросила я.
— Уверена. Ну, сама подумай… Вышла бы ты замуж за Сашу, а через некоторое время вы бы все равно разбежались. Сердцу-то не прикажешь! Ты бы все время думала о Денисе… Жаль только, что ты мне сама не позвонила.
— Я не смогла, прости.
Уже простила. — Аглая обняла меня, потом с чувством высморкалась в тот же платок. — Я же понимаю, вам с Денисом не до того было… Я не стала ее разуверять.
— А… а Саша?
— Что?
— Что он сказал, когда ты пришла предупредить его? — не выдержала и спросила я.
— Стал сразу собирать свои вещи. Да, в общем, не особенно он переживал… Ну, вроде того, что он предчувствовал нечто подобное. Тихий такой, бледненький… Мне даже стало его жаль. И его ты могла предупредить сама!
— И все-таки — что он сказал?
— Да ничего особенного… Я не помню, — смутилась Аглая. — Кстати, ты именно этот сюрприз хотела всем преподнести?
— Ну… да.
О Вере я ей тоже не сказала. Все равно…
До звонка на лекцию оставалась минута — я взяла ведомость и отправилась к своим студентам.
Навстречу шел Ковальчук, что-то бормоча себе под нос.
— Здрасте, Елизавета Аркадьевна! — радостно произнес он, глядя на меня синими хитрыми глазами.
— Доброе утро, Ковальчук. Ты сам с собой разговариваешь?
— А вот и не угадали! — захихикал он. — Я стихи читаю. Из вашего репертуара, между прочим.
— Я не пишу стихов, — удивилась я.
— Ну, в смысле, из вашего курса. Пастернак. «Февраль. Достать чернил и плакать, писать о феврале навзрыд, пока грохочущая слякоть весною черную горит…» Сейчас ведь февраль?
— Молодец. Непонятно только, почему ты на экзамене ни одной строчки не мог вспомнить…
— У вас, говорят, свадьба была? — довольно бесцеремонно спросил он.
— Нет.
— Ну и слава богу! — шумно вздохнул Ковальчук. — А я уж было испугался… Значит, у меня по-прежнему есть шанс.
..Дома было тихо и скучно.
Я сварила себе кофе и уставилась в угол. Саша даже записки мне не оставил. На самом деле это он бросил меня. Я попыталась вызвать в себе злость, но у меня ничего не получилось. Позвонила Вере и, не вдаваясь в подробности, извинилась.