Екатерина Дашкова - читать онлайн книгу. Автор: Александр Воронцов-Дашков cтр.№ 90

Александр старался успокоить встревоженную сестру, уверяя ее, что чувство долга перед памятью отца продиктовало Павлу его решение и что после коронации он смягчится. Предположение оказалось верным относительно большинства заговорщиков 1762 года, возведших Екатерину на трон и все еще живых, но оно не оправдалось, когда дело дошло до Дашковой. Даже Алексей Орлов, непосредственный участник событий, повлекших смерть Петра III, не испытал всей тяжести императорского гнева. Павел заставил его поклясться в верности, присутствовать на церемонии перезахоронения Петра III, а затем мягко выслал за границу. Дашкова, однако, прекрасно помнила враждебность к ней Павла, которую тот продемонстрировал после возвращения из Италии. Она знала, что его отношение к ней не изменилось и что ощущение предательства, совершенного ею после римской встречи 1782 года, питает его ярость. Наказание, которое Павел приготовил Дашковой, было наиболее суровым, поскольку он не мог простить ей измены его делу и принятия предложенного Екатериной места во власти — во главе двух академий. Она писала брату: «Однажды начав избивать свою жертву, тиран повторяет удары до ее полного уничтожения. Я жду новых преследований и смиряюсь перед ними с покорностью создания перед своим создателем» (200/186).

Следующий удар пришел совсем скоро, когда через несколько дней служанка разбудила княгиню в три часа ночи. Дальний родственник Василий Лаптев прибыл в Троицкое с письмом, приказывавшим ей немедленно отправляться в северные земли Новгородской губернии. До следующего распоряжения ей следовало проживать там в ссылке в принадлежавшей ее сыну деревне Коротово недалеко от Череповца. Весть о предстоящей ссылке перевернула весь дом, а Дашкова, со своей стороны, почувствовала гнев и возмущение действиями Павла, которые считала безумными. Она описывала такое обращение с собой как характерное для Павла с его политикой — разрушать все, что создала его мать: «Павел с первых дней восшествия на престол открыто проявил ненависть и презрение к своей матери. Он спешил отменить или, точнее, разрушить все, что было ею сделано» (201/187). Согласно рассказу Дашковой, женщины в доме встретили атаку Павла на их тихий и почти гармоничный мир дружно, решительно и с достоинством. Даже Василий Лаптев, принесший дурные вести, был так переполнен эмоциями, что поклялся никогда не покидать Дашкову.

Анастасия, которая к тому времени уже вернулась домой, была вне себя, но покорно согласилась поехать и поддержать мать. Мисс Бэйтс, английская подруга Дашковой, жившая у нее, также твердо решила следовать за княгиней в холодные, морозные пределы российского Севера. Другая родственница, Елизавета Долгорукая, внучка тетки Дашковой Прасковьи Воронцовой, приехала в Троицкое на помощь. Она планировала почти все приготовления к отъезду и старалась предвидеть все, что могло потребоваться для выживания в ссылке. Ее забота и внимание глубоко тронули Дашкову; она будет вспоминать о ней с любовью, но увидит еще только однажды. Елизавета умерла через два года в возрасте 25 лет — «преждевременная смерть унесла ее», написала Дашкова, и «до конца дней я оплакивала потерю верного и умного друга» (204/190). Там были и другие молодые женщины, опекавшиеся Дашковой, которых она отослала домой к родителям — племянница Дашковой Екатерина Кочетова и Анна Исленьева, внучка двоюродной сестры княгини Дарьи Воронцовой. Последняя прожила с Дашковой около десяти лет и занималась ее деловой перепиской. После возвращения из ссылки Дашкова особенно приблизила Исленьеву, получившую от нее 17 тысяч рублей и унаследовавшую еще четыре тысячи ^[668]. В дальнейшем сестры Вильмот и Исленьева помогут Дашковой преодолеть еще предстоявшие ей трудные годы. Исленьева выйдет замуж за историка Алексея Малиновского и будет посаженой матерью Натальи Гончаровой при венчании А. С. Пушкина.

Дашкова написала сыну 25 декабря 1796 года, умоляя оставаться на службе Павлу, невзирая на то, как царь с ней обращается. Она также проинструктировала Александра, как управлять ее делами в ее отсутствие. Завершив все необходимые приготовления, ослабевшая и нездоровая княгиня была готова покинуть дом. Ей было пятьдесят три года, она была уже немолода и имела несколько серьезных болезней: она сильно страдала от геморроя и воспаления правого седалищного нерва, у нее отекали ноги. Она лежала на кровати или диване и не могла встать, чтобы идти самостоятельно. На следующий день, 26 декабря, крестьяне отнесли ее в церковь для участия по русскому обычаю в прощальной службе перед дальней дорогой, а оттуда — прямо к ожидавшему ее экипажу. Власти ошибочно считали, что Дашкова путешествовала только в каретах и что требование ехать в маленькой и жесткой кибитке будет для нее дополнительным наказанием. Дашкова гордо заявила, что ей не впервой путешествовать в кибитке, хотя каждый поворот, каждая выбоина на дороге, вероятно, были для нее мучением. Ни лекарства, ни мази не смогли улучшить ее состояния, а долгое путешествие в повозке только ухудшило его. Хотя она ехала зимой, на санных полозьях, боль была невыносимой, а путешествие — пыткой. По дороге к месту ссылки она остановилась пообедать у Гончаровых. Она была тогда, согласно одному из очевидцев, «старухой довольно неприятной наружности, в долгополом суконном сюртуке с большим орденом св. Екатерины на груди и с громадным колпаком на голове» ^[669].

Они ехали медленно и с трудом глубокой зимой на север России. Дороги были плохи, а постоялые дворы — грязны и полны тараканов. Вскоре у Дашковой разболелся желудок, начались колики и диарея, а у мисс Бэйтс поднялся сильный жар. Через некоторое время Дашкова пришла в себя, несмотря на диету, состоявшую в основном из капустного супа, замороженного большими кусками, которые разогревали по дороге. Гораздо больше беспокоили неясные слухи о том, что ее везут не в Коротово, а собираются оставить «в удаленном и уединенном монастыре» (205/190), а также некий «неизвестный человек» (205/191), который всех выспрашивал и записывал все, что видит и слышит о передвижениях и разговорах Дашковой. Агент тайной полиции держал Дашкову под строгим наблюдением и докладывал все Ивану Архарову, безжалостному военному губернатору Москвы и младшему брату, возможно, самого знаменитого сыщика России Николая Архарова ^[670]. Дашкова писала, что Ивана Архарова «император облек обязанностями и властью инквизитора, что вовсе не претило его грубой душе, лишенной человечности» (206/192). Каждый вечер Дашкова проверяла погреба и другие укромные места в крестьянских избах, где она останавливалась, — «не спрятался ли там лазутчик Архарова» (207/193), чтобы подслушать ее разговоры.

По мере продвижения экспедиции к Твери путешествие становилось все более трудным и опасным. Отвратительная погода замедлила их продвижение. Застигнутые метелью, которая замела всякие признаки дороги, они часами беспомощно блуждали в снегу в поисках хоть какого-нибудь жилья, где можно было бы укрыться. Глубокий бело-серый снег лежал до самого горизонта, сугробы громоздились все выше и выше. Вокруг виднелись только отдельные силуэты голых деревьев. В отчаянии они остановились и стали ждать, когда утихнет ветер, а вскоре заметили вдали огонек. Лошади с трудом «тащились шагом», и потерявшиеся и испуганные люди, близкие к «ужасной медленной смерти» (206/191), достигли, наконец, маленькой деревеньки в пять изб. Они продвинулись не более чем на пять верст за последние двадцать часов, едва не погибли в снегу и оказались теперь далеко от намеченного пути.