Екатерина Дашкова - читать онлайн книгу. Автор: Александр Воронцов-Дашков cтр.№ 44

Из Карлсруэ Дашкова отправилась в Дюссельдорф, а затем во Франкфурт, где познакомилась с Владимиром Орловым — младшим из братьев Орловых. Он закончил Лейпцигский университет и в момент их встречи был директором Академии наук. Дашкова нашла, что «человек он был недалекий и, обучаясь в Германии, усвоил только самоуверенный тон и совершенно ни на чем не основанную убежденность в своей учености». Они обсуждали Руссо, которого Дашкова оценивала как «красноречивого, но опасного писателя» (102/107). В «Записках» Дашкова вкладывает в уста Екатерины ту же оценку. Когда княгиня упоминает «Новую Элоизу», императрица отвечает: «Это очень опасный автор… Его искусное перо кружит юные головы» (185/174). После французской революции Дашкова дистанцировалась от «опасного автора», но в юности Руссо был одним из ее любимцев, а ее московская библиотека содержала больше книг Руссо, чем любого другого писателя, включая Вольтера.

Двенадцатого/первого июня 1771 года она написала брату Александру о встрече с Вольтером, который прекрасно о ней отзывался ^[284]. Что же касается всего остального, она была озабочена и чувствовала себя плохо. Ее сын заболел в Страсбурге, поэтому они собирались на три месяца в Спа, чтобы он выздоровел. Она сожалела, что Семен и отец не хотят иметь с ней дела и никогда не пишут. Завершая свое большое путешествие по Европе, Дашкова вернулась в Спа, чтобы проехать тем же маршрутом в обратном направлении — в Россию. В Спа она часто встречалась с Карлом, будущим королем Швеции, известным во время правления брата под именем герцога Сюдерманландского; позже он станет неожиданным связующим звеном между Дашковой и Американским философским обществом. Эти месяцы для нее были большей частью грустны, поскольку подходило время расставаться с Кэтрин Гамильтон и семьей Райдер и отправляться в Россию. В то лето в Спа ей удалили опухоль на ноге — операция продержала ее в постели несколько недель. Как княгиня не была печальна, она все же обещала своим приятелям, что через пять лет вернется в Спа и они все будут жить вместе в пока еще строившемся доме на Променаде семи часов. Это обещание Дашкова намеревалась сдержать. Когда ее друзья покинули Спа, Дашкова отправилась в Берлин через Дрезден, где в течение нескольких дней провела большую часть времени в Галерее старых мастеров, «в прекрасной картинной галерее, которую я тщательно осматривала, не переставая восхищаться ее шедеврами» (103/108). В Берлине она еще раз насладилась теплым приемом.

Из Петербурга пришли сплетни, что ее главный враг при дворе Григорий Орлов начал свое неизбежное падение и восходит звезда Потемкина. Пора было возвращаться в Россию, где, как она надеялась, ее ждали более счастливые времена. Ее сразу же встретили трагические новости, когда в Риге она получила письмо от Александра, сообщавшего, что разразилась эпидемия чумы, заставившая его удалиться в Андреевское — имение в 112 верстах ^[285] к востоку от Москвы. Москва особенно сильно пострадала от большой чумы 1769–1771 годов, потеряв до одной пятой своего населения, что привело к народным волнениям и бунту в сентябре 1771 года. Дашкова ответила, что не поедет в Троицкое, поскольку не хочет подвергать детей опасности эпидемии ^[286]. Она узнала от управляющего о приходе болезни в ее имение, где многие умерли и введен карантин. Вернувшись домой в столицу, Дашкова осознала, что у нее нет собственного жилища и ей некуда идти. Чтобы покрыть издержки на путешествие, она поручила Никите Панину продать ее петербургский дом. Она была вне себя, когда узнала, что он продал его за бесценок близкому другу своей любовницы, мадам Талызиной. В 1764 году Дашкова купила дом с большим садом на участке, который сегодня простирается от Гороховой улицы вдоль Фонтанки до Загородного проспекта. Она заплатила 14 тысяч рублей, а в 1771 году А. Л. Щербачев купил его за шесть тысяч — менее чем за половину первоначальной цены ^[287]. Дашкова была настолько разгневана, что в «Записках», спустя тридцать лет, все еще вспоминала с горечью свой финансовый провал. Больше никогда она не поручит свои финансы кому-либо другому. Она решила, что должна винить только себя за то, что разрешила Панину управлять ее делами, и тверже, чем когда-либо, решила взять под полный контроль свою собственность.

Больная и страдающая, Дашкова обратилась к сестре Елизавете, хотя между ними и существовала неприязнь. После замужества в 1765 году с Александром Полянским Елизавета жила в его доме на Английской набережной, 28 ^[288]. Устроившись в доме сестры, Дашкова рассталась с Каменской, которая также отправилась жить к своей сестре. Компаньон Александра Лафермьер писал ему, что Дашкова принимает многих визитеров, кроме Панина, которому она, видимо, не могла простить продажу дома. Кроме того, Каменская покинула службу у княгини после ужасного скандала, что было даже к лучшему, поскольку она, уверял Лафермьер, деспотична и совершенно лишена такта. Возможно, в Англии некоторым женщинам она нравилась, но только потому, что общалась исключительно с женщинами ^[289]. Касательно этого разрыва Дашкова писала Александру, что готова обсуждать с ним и далее свои прошлые отношения с Каменской. По поводу же самой себя Дашкова, не вдаваясь в подробности, выразила удивление, что недостаток благопристойности (bienséance) шокировал его. Ради тех, кто открыто любит ее, она сделает все, независимо от того, кто они; она всегда искала психологического и эмоционального удовлетворения в дружбе, но к сожалению, она не смогла найти его с Каменской ^[290].

Через некоторое время Дашкова покинула дом сестры и сняла себе небольшой домик. Появились признаки улучшения отношения к ней при дворе, и императрица стала к ней добрее: «Я была крайне удивлена этим поступком, который вовсе не походил на обращение императрицы со мной в течение десяти лет, прошедших со времени ее восшествия на престол» (105/110). Екатерина подарила ей десять тысяч рублей на расходы, но Дашкова не была счастлива от такой, как она считала, жалкой суммы. Вскоре, однако, она получила еще 60 тысяч на покупку или постройку дома ^[291]. Из этой суммы Дашкова, чтобы наладить отношения с отцом, вернула ему 23 тысячи в уплату долга и дала некоторую сумму дочери. Отец в это время казался более благосклонным, хотя почти десять лет он не имел с ней никаких дел, отказывался ее видеть, не отвечал на письма и никак ей не помогал. Весной, после того как потеплело, Дашкова с детьми переехала в загородный дом на Петергофской дороге, но их преследовали дальнейшие несчастья — сын слег с высокой температурой. Лечил его Джон Сэмюел Роджерсон, выдающийся шотландский доктор, проведший полвека в России в качестве придворного врача Екатерины II, Павла I и Александра I. Более двух недель Дашкова провела у постели сына, а когда он стал выздоравливать, слегла сама, опустошенная и измученная заботами и многими бессонными ночами.