Шолохов - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Воронцов cтр.№ 67

Действительно, в воскресенье, 29 марта, опровержение было опубликовано в «Правде» и «Рабочей газете» в виде «Письма в редакцию» за подписью Серафимовича, Авербаха, Киршона, Фадеева и Ставского. В нем звучало грозное предупреждение: «Чтобы неповадно было клеветникам и сплетникам, мы просим литературную и советскую общественность помочь нам в выявлении «конкретных носителей зла» для привлечения их к судебной ответственности». Но в «Письме», написанном в столь решительных тонах, почему-то не упоминалась большая работа, предшествующая его появлению на свет. Стараниями Серафимовича была создана комиссия во главе с Марией Ильиничной Ульяновой, которой доверялось подтвердить или опровергнуть авторство Шолохова над «Тихим Доном». Михаил привез из Вешенской в комиссию 800-страничный рукописный вариант двух книг романа, привел на заседания Васю Кудашова и других своих друзей, которым в свое время читал в Камергерском «Тихий Дон» по рукописи. Члены комиссии постановили единодушно: обвинения в плагиате — клевета. Отчего же это решение не упоминалось в «Письме» хотя бы одной фразой? Михаил спросил об этом у Александра Серафимовича, и тот ответил, что и он, и Мария Ильинична предлагали это рапповским секретарям, входившим в комиссию, но Авербах заявил, что авторитет РАППа, да и авторитет Шолохова, лишь пострадает от сообщения о факте работы серьезной комиссии из-за злостной, мелкой, не нуждающейся в опровержении клеветы. В итоге о деятельности комиссии можно было лишь догадаться по такой фразе в «Письме»: «Пролетарские писатели, работающие не один год вместе с т. Шолоховым, знали весь его творческий путь, его работу в течение нескольких лет над «Тихим Доном», материалы, которые он собирал и изучал, работая над романом, черновики его рукописей». Однако, пока комиссия не завершила работу, ни Авербах, ни кто-либо другой из РАППа не выступил публично в защиту Шолохова.

Объявленное рапповскими вождями желание подать в суд на «конкретных носителей зла» означало для Михаила, что ему еще не раз придется доказывать свою правоту в различных инстанциях, поэтому не было смысла везти назад в Вешенскую увесистую рукопись, и он передал ее на хранение самому близкому человеку в Москве — Василию Кудашову.

…Это была та самая знаменитая рукопись «Тихого Дона», которую много лет спустя спрячет от глаз людских женщина по имени Матильда, жена Василия Кудашова. В 1941 году Кудашов ушел добровольцем защищать Москву, потом работал во фронтовой газете и очень хотел в ту пору встретиться с Шолоховым, чтобы передать ему рукопись «Тихого Дона». Но встретиться им больше было не суждено. В октябре Кудашов попал в плен, где и умер от туберкулеза через два года. Матильда именно Шолохова посчитала виновным в смерти мужа: отчего, мол, не вызвал его с фронта? Много позже, когда Советского Союза не стало, она решила продать чужую рукопись подороже, но так и не смогла этого сделать, съедаемая смертоносным раком. Потом по неверному пути Матильды пошла ее дочь, и ее тоже свел в могилу рак. Рукопись не принесла им счастья, да и не могла: слишком много огорчений ее отсутствие принесло в конце жизни больному Шолохову, в который раз обвиненному в плагиате наследниками Березовского… Лишь в конце XX века рукопись будет извлечена на свет Божий из-под спуда, как бы мистически подтверждая своим появлением то, что «Тихий Дон» — лучшая книга минувшего века.

* * *

После опубликования «Письма» секретарей РАППа сплетники поутихли, затаились. Но Михаила не оставляло предчувствие, что это не конец чего-то нехорошего, а всего лишь начало. «Верхним чутьем» охотника ощущал он, что без участия рапповских вождей в «деле о плагиате» не обошлось. Так порой чувствуем мы в своей квартире присутствие чужого человека, хотя не видим его: то ли улавливаем незнакомый запах, то ли ощущаем, что кто-то вытеснил собой пару метров хорошо знакомого пространства. Клевета распространялась удивительно ровным фронтом, не оставляя пустот, словно полчище саранчи, пожирающей хлебное поле. Михаилу и самому доводилось слышать слухи о других людях, но ни разу он не сталкивался с тем, чтобы их повторял едва ли не каждый встречный, как свежую газетную новость. Всегда было так, что кто-то слышал сплетню, а кто-то не слышал. И только троцкистские «платформы» разлетались по городам и весям страны, как сплетня о старушке: все о них слышали, хотя мало кто читал. Но бесперебойность работы этого невидимого телеграфа обеспечивали тайные или явные сторонники Троцкого практически в каждой более или менее крупной парторганизации. «Кузница» же, понятное дело, такими кадрами не обладала. Зато ими обладал четырехтысячный РАПП с организациями по всей стране, которыми нередко руководили те же троцкисты, отправленные в провинцию на «исправление», как, например, небезызвестный Семен Родов.

6 августа 1929 года, когда, казалось бы, сплетня о плагиате уже затихла, на закрытом заседании комфракции РАППа, где разбиралось «дело Шолохова», зловеще прозвучали слова: ««Тихий Дон» — воспоминания белогвардейца», «идеализация кулачества и белогвардейщины».

У Михаила было смутное ощущение, что «Письмо в редакцию» появилось именно тогда, когда клевета уже достигла некой цели и нужда в ее распространении отпала. Очень скоро он убедился, что предчувствия его не обманывали.

Третья книга, она же шестая часть «Тихого Дона», начала публиковаться в «Октябре» с начала 1929 года. В трех номерах — январском, февральском и мартовском — было напечатано двенадцать глав. В XII главе глазами Петра Мелехова показывался развал Донского фронта в конце декабря 1918 года. В последующих главах речь уже шла о расказачивании, красном терроре, страшном комиссаре Малкине и — самое главное — о забытом советской исторической наукой Вешенском восстании.

Спустя несколько дней после того, как Михаил порадовал Марусю известием о выходе в печати опровержения, Серафимович сообщил ему ошеломляющую новость: публикация «Тихого Дона» остановлена.

— Как? Почему? — растерянно спрашивал Михаил.

Александр Серафимович только разводил руками.

— На этот раз и я ничего не могу сделать. Приказ Главлита! Но, на моей памяти, Главлит сам по себе никогда таких приказов не отдавал. Тут ГПУ пахнет! По моим сведениям, кусок из апрельского номера затребован из Главлита то ли Лубянкой, то ли, — Серафимович указал пальцем вверх, — бери повыше… Постарались братья-писатели, довели клевету до самого Политбюро. Брань, как известно, на вороту не виснет, но некоторые считают, что дыма без огня не бывает. — Серафимович помолчал, хмуря кустистые брови. — Ты хоть понял, что по-настоящему страшного в этом навете?

— Понял немного, — невесело усмехнулся Михаил.

— Ничего ты не понял! Потому что молод еще. В тебе ретивое играет: как это так, не я написал?! Вот мои рукописи, вот свидетели!.. Сию же минуту опровержение! А ты думаешь, тот, кто этот пожарчик раздувал, не понимал, что у тебя могут быть рукописи и свидетели? А если понимал, то на что рассчитывал?

— На что? — с интересом спросил Михаил. Подобная мысль не приходила ему в голову.

— Да на «белого офицера»! — в сердцах воскликнул старик. — Вопросы литературного плагиата, как сам понимаешь, не очень-то интересуют ЦК, а вот то, что белый офицер мог написать в романе, который читают миллионы, очень даже интересует! Вот на что расчетик-то был! Позиция беспроигрышная! Если ты не представишь доказательств авторства, роман снимут как плагиат, а если представишь, зарубка кое у кого в голове все равно останется: а каково идейное содержание этой скандальной книги? А подать-ка ее сюда!..