– Бронебойный, – последовала моя команда.
– Готово, – и удар по плечу.
Честно говоря, нас спасло то, что немцы не вызвали авиацию. Тут один заход штурмовика – и факел. Танк лишён подвижности, как я уже успел убедиться, заглянув в технические лючки, двигатель от близкого разрыва бомбы сошёл с фундамента. С учётом профессионализма немецких лётчиков, опыта у них ого-го, проштурмовать танк им как нечего делать. Это в двигающуюся машину сложно попасть, тем более если та постоянно меняет направление, а в неподвижную промахнуться птенчикам люфтваффе сложно.
В планах у меня было на случай бомбардировки покинуть машину и отлежаться в низине. Тут метров сто до неё бежать, должны успеть. Если заранее, конечно, авиацию засечём. Однако у немецких лётчиков были дела поважнее, чем наш одиночный танк, пробкой блокирующий дорогу. Артиллерию они тоже не использовали, видимо, тяжёлые стволы не подошли, а вот ушедшую дальше по параллельной дороге колонну, видимо, тормознули и попросили командира выделить танки. Не то чтобы я планировал продержаться до темноты, но надежда была, всё же не единичный случай, однако нам шансов не давали. Немцы тут густо шли, так что было, откуда направить помощь.
Подправив прицел, я нажал на педаль спуска, и пушка грохнула. Почти сразу зазвенела гильза по полу, ее подхватил Лосев и выкинул наружу, а Бабочкин уже закидывал следующий бронебойный снаряд. Выстрел был удачен. Снаряд попал в корму и нанёс серьёзные повреждения. Полетели обломки траков и ведущее колесо. Вторым выстрелом я добил танк, и тот вспыхнул. Из башенного люка выскочили два танкиста, после чего из люков показалось пламя, больше из подбитой машины никого не было. Это была моя единичная победа, остальные прибавили скорость и скрылись за холмом. Болванки бессильно врезались в землю неподалёку, но попаданий больше не было. Хотя вроде у одного вспыхнули искры рикошета на башне, но мне могло показаться. Как я уже говорил, оптика тут была так себе, больше по интуиции стрелял. Да и опыт стрельбы на полигоне делал своё дело. Больше тысячи снарядов из разных стволов всё же выпустил, да и учили меня не инструкторы, а фронтовики, у которых опыта стрельбы хоть жопой ешь. Показали мне такой мастер-класс, что моё самомнение упало ниже плинтуса. Ладно, хоть основы дали, так что дальше я сам займусь наработкой опыта высококлассной стрельбы. В принципе, сейчас этим и занимался. А так правильно ругали эти танковые пушки. Ствол коротковат для дальней прицельной стрельбы. Кучность падает. Кстати, один из фронтовиков, когда пробовал Т-46, как был прозван наш прототип «пятьдесят пятого», даже прицелом не пользовался. Я заряжающим у него был, всё видел. Он стрельнул, нацарапал гвоздём на смотровом стеклышке командирской башенки полоску – я его чуть не убил, танк новый был, я за него отвечаю, – а дальше, не смотря в прицел, на ходу, используя только эту полоску, выполнил все нормативы по стрельбе. Все, даже на дальних расстояниях разил цели. Вот таким наводчиком я и хотел стать. Этот капитан у нас на полигоне пробыл две недели, от него я тоже получил уроки, не за просто так, конечно, я дал ему возможность пострелять из всего, что у нас было. Ис-3 его больше всего в восторг привёл. Ну, а о том, что его уроки были в тему, свидетельствовало, что стрелял я на очень приличном уровне, хотя и был середнячком, но как тот капитан и говорил, а я был с ним согласен, мне требовался только опыт. Нарабатывать его я начал на полигоне, продолжил здесь.
– Бойцы, слушаем мою команду. Оставляете карабины, снимаете с крепления два ДТ, не забудьте сидор с запасными дисками. Он полный. Затем хватаете наши вещи, и бегом к мотоциклу. Ждёте меня там. Бегом!
Бойцы, которые, пыхтя, снимали пулемёты, не мешали мне развернуть башню и, самолично перезаряжая пушку, открыть огонь по подбитым «чехам». Тем более после третьего выстрела они уже покинули боевой отсек танка. Я говорю про тех «чехов», что стояли подбитые, но не горели, а мне требовалось, чтобы сгорели, тогда их только в утиль. У немцев отличная техническая поддержка, восстановят быстро, а так я гарантированно выводил танки из строя. Даже в корму лежавшей на боку «тридцатьчетвёрки» болванку послал, правда, танк зачадил только после второго выстрела. До тех двух, что находились в воронке, мне было не дотянуться, один подбитый «чех» перекрывал обзор.
Сняв прицел и достав из кармана трофейную зажигалку – с диверсантов снял, – собрал в кучу тряпье и поджег его. Всё, скоро танк рванёт. Выскочив наружу с трофейным автоматом в руке, я побежал ко второму КВ. Там проделал ту же операцию. Обе машины сильно дымили из люков, жаль, до «тридцатьчетвёрок» в воронке не добраться, я бы и их привёл в негодность. Закончив с поджогом второго КВ, пригибаясь, подбежал к мотоциклу, у которого находились бойцы. Лосев верёвкой привязывал сидоры и чемодан к коляске.
Со стороны расстрелянной авто- и бронеколонны строчили два пулемёта. Видимо, там сообразили, в чём дело, и открыли беспокоящий огонь. Ишь, как осмелели. Когда я запустил мотор мотоцикла, Лосев в люльку не залез – полная, сверху устроился, воткнув между сидорами свой пулемёт и карабин, который всё же прихватил. Неподалёку появился куст первого миномётного разрыва. Это нас подстегнуло. Бабочкин сел позади меня с пулемётом под мышкой. Ремня у него не было, хотя сошки оба красноармейца прихватить не забыли, но не прикручивали их пока, времени на это не было.
Мотоцикл, завывая мотором, пополз по пашне в сторону леса, скорость развить не получалось, и так темп неторопливо бегущего человека. Выезжать на дорогу смерти подобно. Они сейчас все заняты немцами. Двигаться за своими войсками, так там у холма четыре из пяти немецких танков и слегка прореженные мотоциклы, со стороны границы – злые гренадёры. Так что у нас был один выход – вернуться в лес. Из-под обстрела мы удачно ушли, никого не зацепило. Главное, в лес уйти и ночи дождаться, а там в потёмках и уйдём.
Пришлось дальше по низине ехать. В том месте, где мы спустились в неё, в лес не уйти, пулемётчики не дадут, однако проехав полтора километра, я свернул к опушке и углубился метров на пятьдесят, пока не уткнулся в кустарник. О немецких танках я помнил, да и они о себе напомнили, засекли. Когда я покинул низину и выехал на опушку, они меня рассмотрели, а когда уже крутился между деревьями, два снаряда разорвались, выпущенные танковыми пушками. Больше не стреляли. Ничего другого немецкие танкисты сделать не могли и хоть так «обматерили» нас. Два с половиной километра для короткоствольных пушек – кучно легли, я оценил мастерство наводчиков.
Когда мы ушли в лес на пятьдесят метров, я остановил мотоцикл, не глуша его, и приказал бойцам покинуть машину.
– Бабочкин, вы двигаетесь метрах в пятидесяти вдоль опушки, проводите разведку. Будете передовым дозором. Идём до лесной дороги, что вела в ваш бывший лагерь, переходим её, ещё метров двести, и встаём лагерем у берега ручья. Поищите нормальное тихое место. От опушки дальше чем на сто-двести метров не удаляйтесь.
– Есть, – козырнул тот, закинув пулемёт на плечо.
– Лосев, на вас непосредственное охранение, будете двигаться, отстав метров на двадцать. Немцы сейчас злые, могут и погоню послать, приглядывайте за нашим тылом.