«Когда же Сима вернется!» – чуть не плача, подумала она. Клюев держал ее руку мертвой хваткой.
– Ей, конечно, ее шестидесяти не дашь. Заслуги пластической хирургии! Там подтяжка, здесь липосакция, тут силикон вставлен... Только я вот что тебе скажу, моя богиня, – душу никакой хирург не исправит! У Калерии душа Бабы-Яги... У нас, кстати, спектакль есть, где я, между прочим, Бабу-Ягу играю. А что? Меня даже сравнивали с гениальным Милляром...
Наташа наконец освободила свою руку.
– Если Калерия догадается, что ее любимый мальчик на стороне шуры-муры развел, она его выгонит. Прикинь – они живут на ее деньги!
– Да о ком вы говорите, я не понимаю! – с досадой сказала Наташа.
– О ком? О них – о нашем Ромочке и о Кате.
– Как? – вздрогнула Наташа.
– А вот так! – с удовольствием произнес Клюев. – И я, как дурак, за ними таскаюсь, потому что перепадает иногда кое-что. Вот-с, например... – он мотнул головой в сторону графина. – Мы ведь с Симкой кто? Приезжие. Живем в общежитии. Платят копейки. Ну, иногда подворачивается халтурка, но не часто...
– А... а Рома – он что, тоже актер?
– Рома – никто! – с досадой воскликнул Наташин собеседник. – Он альфонс! Я ж тебе говорю – он живет за счет Калерии Горбатенко. Калерия Михайловна Горбатенко! – чуть ли не по слогам произнес он. – Звезда. Знаешь такую?
– Та самая? – ахнула Наташа. Калерию Горбатенко знали все – она блистала в старых фильмах, да и сейчас ее очень любят снимать современные режиссеры.
– Та самая, милочка, та самая... Для тебя небось в диковинку это все – ты там, в своем саду эдемском, и жизни-то настоящей не видела!
Наташа хотела осадить Клюева – она терпеть не могла хамства, и только желание узнать правду остановило ее.
– Как же Катя все это терпит? – с удивлением пробормотала она. Теперь Наташа желала одного – чтобы Сима как можно дольше не возвращалась.
– О-о, наша Катя... Ей тоже деваться некуда – своей квартиры в Москве нет, где-то в Щербинке папаша-алкоголик... – охотно вещал Клюев. Видимо, давненько его никто так внимательно не слушал. – Живет с одним парнем...
Сердце у Наташи замерло.
– А он, Катюхин спонсор, – внук Никиты Рощина. Того самого, из счастливого прошлого. Ну да ты знаешь его фильмы – «Апрель на Фабричной улице», «Неунывающие» и все такое... Внука его тоже, между прочим, зовут Никитой. Сценарии пописывает... Дело ведь как было: на каком-то фуршете встретились они – Калерия с Ромочкой своим, дед и внук Рощины, ну и Катька. Уж не знаю, каким макаром она тогда в высший свет пробралась. Калерия со старшим Рощиным дружит, он, по-моему, ее в каком-то своем фильме, лет сорок назад, снял. Катька сразу же младшего Рощина в оборот взяла, но и про Рому не забыла... Ты же видела, какой наш Рома красавец! Как-то умудрились она под носом у Калерии с Ромочкой договориться. Ну а младший Рощин, лопух, ничего не заметил. Он так в Катьку влюбился, что и конца света не заметил бы!
– Зачем же ей Никита? – в отчаянии воскликнула Наташа.
– О, она на Никиту большие надежды возлагает! – значительно поднял палец Клюев. – Во-первых, младший Рощин сценарии для сериалов пописывает – не так давно начал этим заниматься, но, говорят, перспективы есть. Он может Катьку в какой-нибудь сериал пристроить, по знакомству, то есть... Ну а во-вторых – знакомство со стариком Рощиным! Он хоть давно уже не у дел, а все-таки имеет вес в кинематографическом обществе, к его мнению прислушиваются. Только все равно ничего у Катьки не выйдет.
– Почему?
– Да потому что она – бездарность! – с удовольствием произнес Клюев. – Кому она нужна? Ее даже по знакомству никто не возьмет. Как уж она свое театральное училище сумела закончить – не понимаю... Внешность у нее, конечно, аппетитная, но что с того? Сейчас красивых много... Если ты видела спектакль наш сегодняшний, то сама небось поняла – даже у Симки больше шансов сделать карьеру, чем у Катьки!
В этот момент появилась Сима.
Она выглядела вполне нормально, только слегка припухшие веки напоминали о том, что она недавно плакала.
– О чем это ты, Клюев? – подозрительно спросила она.
– О тебе, милая... – усмехнулся Дима. – Я нашей новой знакомой рассказываю, какая ты у нас талантливая.
– Ладно врать-то! – Сима плюхнулась на скамью. – Не слушай его, Наташенька...
Она придвинула к себе миску с винегретом и в мгновение ока ополовинила ее.
В это время на сцене, которая была хорошо видна из «закутка», в котором располагалась компания, произошло какое-то движение. Трио саксофонистов скрылось за занавесом, вспыхнула подсветка, и послышалась томная мелодия.
– Началось! – пробормотала Сима и стремительно доела винегрет. Заметив удивленный Наташин взгляд, с достоинством сказала: – А что? Не пропадать же... И вообще – у меня обмен веществ, мне все равно никакая диета не поможет!
В этот момент вернулся и Рома.
– Ну, как вы тут? – снисходительно спросил он. – Сим-Сим, ты сейчас лопнешь... Наташа, детка, тебе не скучно?
– Нет, мне очень весело! – изобразила оживление Наташа. Сима что-то недовольно проворчала себе под нос.
– Вот она, вот она наша звездочка! – вдруг расплылся в пьяной улыбке Клюев, указывая на сцену. – О моя красавица...
– Я тебе дам – «моя красавица»! – беззлобно огрызнулся Рома и снова зажал в зубах пахучую сигару. – Это она мне красавица, а тебе – никто...
Под томную мелодию по сцене шла Катя – в черном трико и коротеньком фраке, в цилиндре на голове и с тросточкой в руках. Хорошенькая до невозможности... Густые черные тени на веках, ярко-красная помада, невинный взгляд синих глаз... Публика в зале зааплодировала. «Дитя порока...» – вдруг вспомнила Наташа фразу из старинных романов. Такое определение как нельзя больше подходило Кате Стенич. В ней, в Кате, удивительным образом сочетались эти противоположности – детская наивность и дьявольское кокетство. Она вызывала у Наташи неприязнь, но вместе с тем и невольное восхищение.
Катя сначала очень ловко отбивала степ, а потом, когда мелодия стала убыстряться, прыгнула на стул посреди сцены и уже на нем начала выделывать всякие коленца.
– Да, плясать она умеет... – вздохнула Сима.
Полузакрыв глаза, Рома выдыхал колечки дыма. Еще полчаса назад Наташа ничего не знала о нем... Неужели вот этот красавец, такой самоуверенный и гордый, – обыкновенный мальчик на содержании? Кажется, ничего более унизительного для мужчины и вообразить нельзя...
«Может быть, Клюев придумал все это? – подумала Наташа, искоса поглядывая на Романа. – Взял, да и из чувства зависти наплел небылиц... Впрочем, вряд ли. Катя ужасно разозлилась, когда Клюев упомянул о Калерии. Да и Сима о чем-то таком пыталась мне рассказать... Да, все правда! Бедный, бедный Никита... Неужели ты так влюблен, что совсем не замечаешь того, что творится у тебя под носом? Или... или ты такой же порочный и беспринципный, как эти люди? И тебе все равно – изменяет твоя Катя тебе или нет...»