Патриарх Гермоген - читать онлайн книгу. Автор: Дмитрий Володихин cтр.№ 32

Итак, патриарх Гермоген в царствование Василия Шуйского действовал и как преданный его помощник, надежнейшая опора трона, и как самостоятельный политик. Царь — по своему политическому курсу — принял роль консерватора, охранителя; он мог уступить некоторые политические права и привилегии высшей аристократии, но только не революционному элементу, надвигавшему на Москву под знаменами «царя Дмитрия Ивановича». Патриарх еще более государя ратовал за сбережение старомосковского порядка, где Москва являлась «третьим Римом», «вторым Иерусалимом» и «домом Пречистой», где царь выполнял функцию высшего светского покровителя Церкви и оберегателя православия, где народ относился к монарху как к отцу, чья власть ограничена одной лишь Божьей волей.

Как при Василии IV, так и после него основной принцип политики Гермогена сводился к формуле: что хорошо для Бога и Церкви, то хорошо для русского народа и Московского царства. Никакие всплески бунтарства не получали его одобрения и получить в принципе не могли.

Мэтр исторической науки и замечательный знаток Смутного времени С.Ф. Платонов весьма категорично высказался по поводу реального влияния Гермогена на дела большой политики при Василии Шуйском: «Личный авторитет и личное влияние Гермогена в царствование Шуйского были ничтожны. Мятежный народ не раз брал патриарха “насильством” из Кремля… на свои изменничьи сходки. Толпа не только не повиновалась словам патриарха, но даже ругалась над ним… Бессильный перед толпою, патриарх был столь же бессилен и перед Шуйскими. Он не мог остановить ни гонений, ни казней… Хотя Гермоген, по словам Хронографа, впоследствии и начал враждовать с Шуйскими, однако же не видно, чтобы его оппозиция отразилась хотя бы в отдельных случаях на политике правительства Шуйских… Словом, бурное течение московских дел увлекало собою Гермогена не в том направлении, какого он сам хотел держаться» .

Принципиально иначе смотрит на роль патриарха при дворе Василия Ивановича С. Кедров. Он не раз подчеркивал в своем биографическом труде спасительность действий Гермогена для Шуйского и его сторонников. Кедров указывает на очевидные (и уже известные нам) вещи, мимо которых отчего-то прошел Платонов: святитель «грамотами и посланиями укреплял законную власть и порядок». Таковым было всё действо с Иовом и его публичным всепрощением. Оно касалось чуть ли не в первую очередь Шуйского — клятвопреступника по делу о Дмитрии Углицком и Самозванце. Далее, «тушинская агитация» против Василия IV не удалась «благодаря, главным образом, стойкости патриарха». И это бесспорный факт, а не преувеличение. Кто еще учительным словом мог тогда отбивать яростные наскоки тушинских пропагандистов? Чью работу в пользу государя московского можно назвать? Гермоген чуть ли не в одиночку противостоял действию «прелестных писем», разлетавшихся из лагеря Лжедмитрия II. Наконец, резюме Кедрова: «Гермоген стоял на стороне законнейшего царя и, хотя был ненавидим противной партией, но — насколько мог — отсрочивал его падение» .

Другой биограф Гермогена, А.П. Богданов, уверен, что действия патриарха иной раз оказывались спасительными для царя. Так, во время болотниковщины «грамоты Гермогена сыграли свою роль: Москва устояла, силы уравновесились, затем чаша весов качнулась в пользу Шуйского» .

Л.Е. Морозова высказывается еще радикальнее: «Именно благодаря Гермогену Шуйский продержался на троне четыре года… Будучи патриархом, Гермоген, считая Василия законным царем, убеждал в этом современников и “словом Божиим” не раз спасал Шуйского от гнева народа» .

Создается впечатление, что Платонов сетует о слабости Гермогена лишь по одной причине: патриарх оказывается не властен исправить ошибки Василия Шуйского да выпрямить всю кривизну его личности. Ученый опечален тем фактом, что сама оппозиция патриаршая не привела к каким-либо осязаемым результатам.

Но Гермоген-то силен был вовсе не в отстаивании «социальной правды» казачества и служилой провинции, вышедших под знаменами Болотникова. И уж подавно не имел он действенных рычагов прямого влияния на военные операции или дела международной политики. Духовный пастырь, а не «думный человек», не вельможа, не воевода, он мог вместе с государем удерживать царство от распада территориального и нравственного. И не только мог, но и удерживал самым действенным образом на протяжении нескольких лет. Вот где сказалось его влияние, вот где видна его сила!

Сам царь, сознавая, до какой степени важна поддержка Гермогена, не выводил войска против болотниковцев, уже почти достигших Москвы, без патриаршего торжественного богослужения. Показательно свидетельство Хронографа: «Когда же угрожала царствующему граду Москве великая беда и нападение злых мятежников, тогда по благоговейному повелению царя Василия патриарх Гермоген со всем священным собором у гроба святого мученика царевича Дмитрия совершил молебен и воду освятил и кропил ею всех ратников, и честной покров святых мощей его вынесли к Калужским воротам. И так всех людей, выходивших в поход на врага, благословляли в тех воротах и осеняли их честным Животворящим Крестом Господним, им и вооружались на битву и бесстрашно выходили навстречу неприятелю. И так молитвами святого нового почестоносца Христова Дмитрия даровал Бог такую победу на врага, что ни один не был убит из благочестивого воинства, а врагов их и безбожных мятежников пало бесчисленное множество, а также многие живыми в руки попали; все же остальные и с предводителями своими бежали со срамом от стен царствующего града» .

То же самое, только другими словами, сообщает создатель «Вельского летописца»: «Царь Василей Иванович всеа Русии со всеми бояры своими, и со всеми ратными людьми служилыми, и со всеми жилецкими с московскими и с черными людьми посоветовав… пришел в соборную и вселенскую церковь ко Пречистой владычеце нашей Богородице и к московским чюдотворцом, со слезы прося милости у пречистые Богородицы, дабы избавила всех православных крестьян от толика вражия навоженья и от кровопролития междуусобного, и молебное пение звоном повеле служить. И по молебном пенье и по благословенью святейшего патреарха Ермогена Московского и всеа Русии отпустил от себя с Москвы царь Василей Иванович всеа Русии бояр своих и воевод со многими ратными людьми. И государевы бояре и воеводы вышедчи с Москвы со многими ратными людьми служилыми и вора Ивашка Болотникова побили, и взяли в Заборье казаков, осадили и приступом взяли, а иные здалися за крестным целованьем. А вор, заводчик Ивашко Болотников с того бою убежал ис-под Москвы со многими казаками и з зарецкими и северскими людми, и прибежал и сел в Колуге» .

Иной раз, кажется, духовное укрепление, исходившее от патриарха, становилось последней надеждой для царского воинства, павшего духом после многих неудач.

Что же касается беснования народных толп, то очень сомнительно, чтобы их действия являлись свидетельством в пользу слабости патриарха. Прежде всего, никакая толпа в Москве никогда не собиралась сама собою, без подстрекательства со стороны «сильных людей». Такого не случалось ни разу со времен Ивана Грозного по наши дни. «Скоп» всегда и неизменно является частью заговора. Так что у «народа» в каждом случае имелись поводыри. Они приводили якобы стихийно собравшуюся толпу в Кремль, выдергивали патриарха из его палат, а потом принуждали его осудить царя, дать духовную санкцию бунту. И что же? Как мог Гермоген проявить свою «силу»? Приказать немногочисленным патриаршим дворянам выйти против толпы, стрелять, рубить, умереть за него? Вот уж странное поведение для духовной особы! Зато способ, каким святитель все-таки показывал свое превосходство, достоин почтительного любования: никакая «толпа» никогда не добивалась от него исполнения планов злых ее вожаков. В положении «бессильного» Гермоген не бывал; напротив, вытащив старика на площадь, тайные лидеры бунта оказывались бессильны перед его твердостью. Народ смотрел на патриарха, слушал его речи, а затем начинал расходиться: не благословил святитель! Все кошели, набитые «чешуей» серебряных московских копеечек, ушедших на создание «скопа», оказывались опустошенными напрасно.