Таковы обыденные труды любого архиерея, особенно если он обладает деятельным характером. Гермоген — обладал.
В начале 1598 года скончался милостивый, богомольный, глубоко верующий царь Федор Иванович. При таинственных обстоятельствах, вызвавших толки об убийстве, за семь лет до смерти царя погиб его младший брат Дмитрий. Единственная дочь государя, царевна Феодосия, умерла, не покинув младенческого возраста. А значит, Федор Иванович не оставил прямых наследников. С его уходом пресеклась династия московских Рюриковичей-Даниловичей — потомков князя Даниила, сына Александра Невского.
Место монарха занял его шурин, Борис Федорович Годунов. Многие с изумлением и неприятием отнеслись к превращению вельможи в царя. Однако патриарх Иов, а вместе с ним и Русская церковь поддержали Годунова.
Эти события вызвали долгую поездку Гермогена в столицу. Оттуда рассылались грамоты, призывавшие на Земский собор, которому следовало решить судьбу престола. «Ермоген, митрополит Казанский и Астраханский» назван среди участников Собора, утвердившего Бориса Федоровича на царстве в феврале 1598 года
.
Новый государь не торопился короноваться. Прежде он всеми доступными методами укрепил свою власть. Он не искал политических неожиданностей… Лишь полгода спустя Борис Федорович решился пройти через церемонию венчания на царство. Скорее всего, Гермогена, как одного из высших лиц церковной иерархии, обязали присутствовать. Сентябрь 1598 года, надо полагать, застал его в Москве.
Вернувшись домой, Гермоген скоро получил от патриарха Иова грамоту, призывавшую казанское духовенство отныне молить Бога за нового царя — Бориса Федоровича
.
Не видно, чтобы Гермоген хоть словом, хоть малым поступком выразил несогласие с восшествием Бориса Федоровича на трон. Скорее всего, митрополит был далек от московских дел большой политики и полагался на духовный авторитет патриарха Иова.
Глава вторая.
МЕЖ МОСКВОЙ И КАЗАНЬЮ
Летом 1605 года Россию постигло бедствие.
Государь Борис Федорович скоропостижно скончался, оставив молодого сына Федора. Однако тот правил совсем недолго. Он даже не успел принять царский венец. От отца к сыну перешло незавершенное дело, вовсе не казавшееся гибельно опасным, пока правил отец, но сына сгубившее весьма быстро. На юге России обосновался с небольшим войском авантюрист, объявивший себя законным наследником престола — «царевичем Дмитрием». Царские воеводы вели с ним упорную борьбу — то успешную, то не слишком. Однако все боевые действия развивались на изрядном отдалении от сердца державы. Кто мог предсказать, что вслед за смертью Бориса Федоровича разразится военная катастрофа?
Болезненная язва на окраине, едва тлевшая, вдруг начала разрастаться. Юный царь выслушивал самые неутешительные доклады: с юга на Москву надвигается войско Лжедмитрия I; города, земли и большие воеводы один за другим переходят на его сторону. Роты Самозванца обрастали полками, всё бежало перед ним.
Вскоре и столица превратилась в союзницу пришельца. Несчастный Федор Борисович и вся его ближайшая родня были умерщвлены. Самозванец добрался до Москвы и вслед за тем триумфально взошел на освободившийся престол.
Прежний порядок еще не рушился, он всего лишь дал трещину. Восшествие Самозванца на престол производилось под бесконечные словеса о восстановлении Божьей правды и человеческой справедливости. На троне оказался человек, называвший себя истинным Рюриковичем из Московского княжеского дома, братом царя Федора Ивановича, сыном царя Ивана Васильевича. Иными словами, по внешней видимости возвышение Лжедмитрия не отменяло, а восстанавливало русскую державную старину в прежнем ее блеске. Но ядовитое зерно будущих несчастий уже попало в почву старомосковской государственности.
Ведь суть-то, правда-то страшных обстоятельств того времени состояла в том, что «Рюрикович» — поддельный! И с каждым его словом, с каждым шагом его ложь вокруг российского престола разрасталась.
Для многих современников Самозванец выглядел как настоящий сын Ивана Грозного, то есть как «правильный» государь, вернувший своему роду изначально принадлежавшую ему власть над Россией. Это из нашего времени видно, до какой степени фальшивой являлась интрига ложного монарха. А тогда многие честно обманывались насчет «царевича Дмитрия Ивановича».
Французский наемный офицер Жак Маржерет, служивший тогда в Москве, привел в своих записках аргументы, убедившие его в подлинности новоявленного Рюриковича. Вот его «вердикт»: «Я считаю, что раз ни при его [Лжедмитрия I] жизни, ни после смерти не удалось доказать, что он — некто другой; далее, по подозрению, которое питал к нему Борис, и по тирании, к которой он поэтому прибег; далее, по разногласиям во мнениях о нем; далее, по его поступкам, его уверенности и другим бывшим у него качествам государя, качествам, невозможным для подложного и узурпатора, и также потому, что он был уверен и чужд подозрений… я заключаю, что он был истинный Дмитрий Иванович, сын императора Ивана Васильевича, прозванного Грозным!»
И видно, что этот военачальник, тертый калач и свирепый боец, действительно убежден в своей правоте! Насколько же правдоподобнее выглядело «возвращение монаршего отпрыска» для тех, кто по уровню осведомленности стоял ниже видного военного деятеля…
Для многих царствование династии Годуновых выглядело «неправдой»: если не полным беззаконием, то все же чем-то сомнительным.
Что касается боярско-княжеской элиты России, то значительная ее часть таила обиду на царствующий род Годуновых. Во-первых, множество семейств жестоко пострадало от них: Мстиславские, Шуйские, Романовы, Воротынские, Куракины, Татевы, Головины, Колычевы, Нагие, их близкая родня и политические сторонники. Во-вторых, для русской аристократии царствование годуновского рода стало пощечиной, растянувшейся на семь лет. Годуновы входили в число знатных родов, но являлись знатью второ-, если не третьестепенной. По понятиям того времени, знатнее Годуновых стояло несколько десятков семейств. Не менее полусотни. И в каждом из них, наверное, хотя бы раз обсуждалась тема: «Почему эти Годуновы, род невеликий и захудалый, государствуют? Почему немы?» Борис Федорович Годунов, занявший русский престол в 1598 году, приходился последнему законному царю Рюриковичу шурином. Но ведь это всего лишь свойстве, а не кровное родство!
Пока правил Борис Федорович, его собственные вельможи, надо полагать, не раз и не два задавались вопросом: не ложный ли он царь? Но открыто высказываться не рисковали.
Борис Федорович, взойдя на трон, повел наступление на казацкую вольницу и тем приобрел себе на юге России массу недоброжелателей в казачьей среде.
Он ухудшил положение помещичьих крестьян, и те также не испытывали к нему добрых чувств.
Провинциальное русское дворянство, лишенное всяких возможностей сделать хорошую карьеру, с надеждой смотрело на разгорающуюся Смуту: авось в темных водах ее удастся отыскать пути к возвышению!
К тому же Годуновы оказались замараны слухами об их причастности к убийству настоящего царевича Дмитрия Ивановича. Смерть мальчика официально объявили результатом несчастного случая (играл в «тычку» и напоролся на нож). Однако Годуновы были, по всей видимости, замешаны в этом деле, и не напрасно молва приписывала им злодейство
[19]. Смерть царевича, произошедшая в Угличе в 1591 году, избавила их от самого серьезного конкурента на пути к трону. Дети царя Федора Ивановича, последнего монарха из московских Рюриковичей, не выживали. Дольше всех оставалась в живых царевна Феодосия, на нее возлагались большие надежды. Но и она умерла, не достигнув двухлетнего возраста
. Младший брат Федора Ивановича, Дмитрий, мог бы стать его преемником, если бы нож не напился кровью царевича, когда он сам еще не достиг совершеннолетия…