Рюриковичи - читать онлайн книгу. Автор: Дмитрий Володихин cтр.№ 119

В то время когда на северных рубежах Московская держава перешла в наступление, на юге ей пришлось держать оборону от извечного неприятеля — крымцев.

В июле 1591 года крымский хан Казы-Гирей шел к сердцу России с огромной армией. Помимо своих подданных, хан вел на Москву ногайцев и черкас, при нем находились турки, в том числе янычары, и турецкая артиллерия. По одним данным, его войско насчитывало 100 тысяч бойцов, по другим — у страха глаза велики! — 400 тысяч.

Между тем тысячи московских ратников пребывают на Ливонском и Карельском фронтах. Московские воеводы, прикидывая, сколько они могут выставить против Казы-Гирея, понимают: численное превосходство будет не на их стороне. Давать татарам бой в чистом поле — очень рискованно. Можно лишиться армии, а с ее разгромом почти неминуемо падет и Москва. Полки, вышедшие было на юг, к Окскому рубежу, спешно оттягиваются к столице. До прибытия неприятеля русскому командованию удается сконцентрировать под стенами столицы значительные силы для отпора. И, что особенно важно, собрать мощный артиллерийский парк.

Помня, что в предыдущем генеральном столкновении с крымскими татарами, на Молодях, в 1572 году, их остановил «гуляй-город», наши воеводы распорядились опять развернуть его. Это значило: создать из телег, с укрепленными на них деревянными щитами, импровизированное укрепление, за которым располагались стрелки, а также конница, готовая выйти в контратаку. Русская подвижная крепость встала южнее Замоскворечья, приблизительно по линии современных улиц Донская площадь — Серпуховской Вал — Даниловский Вал. Древняя Данилова обитель оказалась в роли своего рода «форта».

Когда наши полки заняли назначенные позиции, подошли крымцы Казы-Гирея. Первой неожиданностью для хана стал «гуляй-город», за которым русские ратники изготовились драться насмерть. Второй — Белый город, со множеством башен и с орудиями, возле которых стояли пушкари с зажженными фитилями. Татарская конница, пусть и усиленная бесстрашными янычарами, была не лучшей силой на приступе. Вряд ли крымцы готовились штурмовать мощные укрепления…

Казы-Гирей расположил свои силы по широкой дуге от Коломенского до Воробьевых гор. Вероятно, штурм «гуляй-города» казался ему делом более простым, нежели атака на каменные стены Белого города. В случае успеха его армии открывалось «мягкое подбрюшье» русской столицы — богатое Замоскворечье. А оттуда, при удаче, конные лучники могли запустить «красного петуха» в центр Москвы. Благо стояла страшная жара, и большой пожар вновь, как при Иване Грозном, мог уничтожить город за несколько часов…

4 июля татары оттеснили русские дворянские сотни к «гуляй-городу» и начали атаку на него. Основные усилия прикладывались к взлому русской обороны на флангах. Отряды «царевичей» бросались в атаки у Данилова монастыря, у Котлов, от Воробьева. Крымцев неизменно отбивали, нанося сильный урон, захватывая пленников. Однако и глубокие контратаки русских захлебывались — дворянскую кавалерию отбрасывали назад, к «гуляй-городу». По свидетельствам летописцев и разрядов, легкие силы обеих сторон «травились» долгое время, наши ввели в бой литовских и немецких наемников, но никто не мог перебороть неприятеля, бой шел «ровно».

Бой тянулся до ночи с 4 на 5 июля. Он так и не принес решающего успеха ни одной из сторон.

Наутро 5-го русские ратники, защищавшие Москву, пришли в изумление: враг пропал! До рассвета снялся со станов и скорым ходом отступал на юг, оставляя имущество, лошадей, бросая тела задавленных в спешке. Обратный путь крымской орды был устлан мертвецами и умирающими. Дворянская конница и казаки гнались за нею, но успели совершить немногое: потрепать обоз да сцепиться с арьергардными отрядами, отбив часть пленников и, в свою очередь, захватив, по разным данным, от четырехсот до тысячи татар. Трофеями московских воевод стали кони и верблюды, во множестве оставленные неприятелем. 6 июля Казы-Гирей был уже за Окой.

О причинах, побудивших татар к отступлению, подробно рассказал иноземец Исаак Масса: «Борис, как главный воевода и наместник царя, подкупил одного дворянина отдаться в плен так, чтобы неприятель не открыл обмана, и татары, видя, что он одет в золотую парчу, расшитую жемчугом, подумали, что он, должно быть, знатный человек, и привезли его связанного в лагерь к своему царю; на вопрос хана, чего ради в эту ночь беспрестанно стреляли, не причиняя никакого вреда неприятелю, он весьма мужественно отвечал, что в эту ночь 30 тысяч поляков и немцев прибыли в Москву с другой стороны на помощь московиту; пленника жестоко пытали, но он оставался непоколебим и твердил всё одно, не изменяя ни слова, так что татары подумали, что то правда, и, поверив, весьма испугались и… в чрезвычайном беспорядке и сильном замешательстве обратились в бегство…» Свидетельство дьяка Ивана Тимофеева позволяет внести некоторые коррективы в этот рассказ. Во-первых, пленник не рассказывал татарам о каких-то, неведомо откуда взявшихся немецких и польских союзниках; он сообщил иное: «Радость в городе из-за того, что из западных стран, из земель Новгородской и Псковской, согласно ранее посланным царем приказам, на помощь ему, соединившись вместе, быстро вошли в город многочисленные вооруженные войска, которых царь и жители города с нетерпением ожидали». Во-вторых, сам русский пленник, героически выдержавший пытки, сумел сбежать от крымцев, когда они ударились в бегство.

Что же происходило летом 1591-го с государем Федором Ивановичем? Какую роль он сыграл в событиях московской обороны?

На первый взгляд царь явился лишь безучастным свидетелем великого вооруженного противостояния. Исаак Масса сообщает о нем: «Великий князь Федор Иванович видел всё это (боевые действия у „гуляй-города“. — Д. В.) из своего дворца, расположенного посреди Москвы, на высокой горе у реки Москвы, и горько плакал, говоря: „Сколько крови проливает за меня народ. О, если бы я мог за него умереть“». Пискаревский летописец сообщает, что царь молился о спасении Москвы. Новый летописец уточняет: царь стоял на молитве день и ночь. То же пишет и патриарх Иов. По его свидетельству, царь вспомнил о чуде, дарованном от Бога через икону Богородицы его предку, великому князю Дмитрию Ивановичу, на поле Куликовом, где русские полки разбили Мамая. Федор Иванович приказал устроить «соборное моление» Богородице и крестный ход с Ее чудотворной иконой; он сам долго молился перед образом, призывая Пречистую заступиться за город «и всю страну христианскую». Как только крестный ход завершился, государь дал распоряжение отнести святыни к «гуляй-городу», туда, где располагался в походном шатре храм Преподобного Сергия Радонежского. В день битвы царь вновь молился и «укреплял» своих приближенных, говоря им, что бояться Казы-Гирея не стоит, поскольку заступничество Богородицы и святых чудотворцев заставит хана отступить со стыдом и срамом. Новый летописец прямо сообщает о чуде, совершенном тогда монархом. Когда царь наблюдал из окна за своими ратниками и крымцами, бившимися вдали, за его спиной встал боярин и дворецкий Г. В. Годунов. Не выдержав напряжения, Григорий Васильевич расплакался. Утешая его, Федор Иванович молвил: «Не бойся: сее же нощи поганые побегут и завтра тех поганых не будет». Это доброе пророчество Годунов сейчас же разнес «многим людем».