Братья Стругацкие - читать онлайн книгу. Автор: Дмитрий Володихин, Геннадий Прашкевич cтр.№ 98

Но Наставник желает сыграть роль великого публициста. И как великий публицист он предлагает свою программу вытесывания «Воспитанного человека» из нынешней косной массы. Основные тезисы: внутри каждого из нас сидит «волосатая, мрачная, наглая, ленивая, хитрая обезьяна»; следует ее воспитывать, усмирять, дрессировать; вот в итоге и получится «Воспитанный человек» — терпимый, честный, трудолюбивый, свободомыслящий.

Если бы роман был посвящен обоснованию этих тезисов, могла бы получиться, наверное, чрезвычайно интересная самостоятельная книга. Но поскольку Наставник, выдвинутый на роль центра, ядра, оси повествования, занимается совсем не этим, то бишь не вытесыванием «воспитанных людей», то, думается, получилось двоение смысла. Одна целевая установка конкурирует с другой, и слить их воедино не получается. Как ни пытайся сложить мозаику, всё выходит какой-то дрессированный талант, прости господи. Нет, совсем неплохо было бы жить в обществе воспитанных, терпимых, честных, трудолюбивых людей. Но для того, чтобы числиться воспитанным, честным, терпимым и трудолюбивым, талант не нужен.

Роман С. Витицкого в значительной степени продолжает общую вещь братьев Стругацких — «Отягощенные злом». Недосказанное там договорено в «Бессильных мира сего». Тема учительства, наставничества на протяжении многих лет интересовала обоих братьев. К этой теме они обращались в «Возвращении», в «Парне из преисподней», в «Гадких лебедях». Но лишь под занавес общего творчества братья создали лучший — наиболее эффективный и наиболее обаятельный — персонаж в «галерее наставников». Это Георгий Анатольевич Носов из «Отягощенных злом». И программа создания «Воспитанного человека» очень подходит для главы лицея, как смысл деятельности его учеников. Именно его, а не Агре. При определенном сходстве характеров логика сюжетного развития дает указанным «культиваторам» принципиально разные функции.

У С. Витицкого получилась серьезная, сложная вещь высокого качества; можно уверенно сказать — более высокого, чем «Поиск предназначения». В концептуальном смысле роман, как уже говорилось, избыточен. В композиционном — сконструирован на уровне блестящего профессионализма. В стилистическом… а вот это чуть ли не самое интересное.

Конечно, роман наследует повести «Отягощенные злом» не только идейно. Стиль, в котором он написан, также тяготеет к тексту из далеких 80-х. Он заметно легче, нежели стиль «Поиска предназначения», заметно ближе к тому, как писали братья Стругацкие вдвоем. В «Отягощенных злом» сюжетная конструкция представляла собой вольное объединение нескольких полусамостоятельных ответвлений: история Манохина, история Агасфера-Иоанна, история Носова и лицеистов, наконец, история пришествия Демиурга в нашу реальность. Все они развиваются весьма динамично. В «Поиске предназначения» наличествует одна магистральная сюжетная линия — судьба Красногорова (с незначительными «справками» о судьбах близких ему людей); есть еще автобиографический дневник офицера КГБ, раскрывшего тайну красногоровского дара — самая «живая», самая динамичная часть книги. Но за исключением этого дневника (около одной пятой от общего объема книги) действие развивается с томительным промедлением. «Бессильные мира сего» по сути своей — возврат к сюжетному устройству «Отягощенных злом»: множество сюжетных линий, связанных с Агре и его учениками, вполне «суверенных» и притом развивающихся стремительнее, увлекательнее, неожиданнее, чем в «Поиске предназначения».

Более того, «Бессильные мира сего» гораздо богаче диалогами и беднее описаниями, чем «Поиск предназначения». Это бросается в глаза с первых страниц. В «Бессильных мира сего» гораздо реже встречаются сверхдлинные предложения, которыми предыдущий роман уснащен в избытке. Борис Натанович несколько отступил от углубленного психологизма, характерного для «Поиска предназначения», и принялся рисовать персонажей скупыми точными мазками, как это было в «Трудно быть богом», «Понедельнике», «Гадких лебедях»… Насыщенность диалогами, емкость образного ряда и относительная простота синтаксических конструкций сближают роман с лучшими образцами общей прозы Стругацких, созданными в 60–70-х годах. Итог: последний на данный момент роман С. Витицкого гораздо легче читается, и базовые смыслы, заложенные в него, воспринимаются с меньшим трудом, с меньшим напряжением, нежели в предыдущей книге. Заметно развитие Бориса Натановича как самостоятельного писателя. И это развитие привело его к тем приемам работы с сюжетом, к тому ритму и темпу повествования, которые роднее общему творчеству Стругацких, чем его первой «сольной» книге.

И еще: «Бессильные мира сего» вышли светлее «Поиска предназначения».

Трудно объяснить это ощущение, но при чтении оно проявляется чрезвычайно сильно. Словно край солнца выглядывает после полного затмения. Впрочем, это естественно: в «Поиске предназначения» шло накопление опыта — как писать одному; в «Бессильных мира сего» аккумулированный опыт привел к творческой удаче.

Большое место в работе Стругацкого-младшего занимают интервью.

На протяжении многих лет он постоянно отвечает на множество вопросов, которые ему задают в Сети, а время от времени «вживую» встречается с журналистами ведущих органов массмедиа. Как медийная фигура высокого статуса Борис Натанович всегда и неизменно выступает в одном амплуа. Вне зависимости от «политической погоды» он по любым темам высказывается как ярко выраженный западник, либерал, прогрессист. При этом он формулирует свою позицию четко, однозначно.

Два примера позволяют увидеть суть позиции писателя.

В 1998 году он прокомментировал идею особого пути России следующим образом: «Ни в какой „третий путь“ России я… не верю. Те трудности и муки, которые наша страна переживает сегодня, не есть что-то особое, небывалое и только ей присущее. Россия задержалась в феодализме и сейчас медленно, мучительно выползает из него, как питон Каа из старой кожи. То, что мы переживаем сегодня, США переживали в конце XIX— начале XX века, а Япония — после своего поражения в войне».

Пятью годами позднее Борис Натанович охарактеризовал современный русский национализм, поставив знак равенства между ним и «застарелым» великорусским шовинизмом: «Он ведь никогда не умирал и всегда был — крутой, махровый, настоянный на зоологическом антисемитизме, ксенофобии и презрении-неприязни к иноверцам, „гололобым“ и „чучмекам“. Добавьте к этому извечное наше желание „твердой руки“, „ежовых рукавиц“ и „раскаленной метлы“ — и вот вам готовенький русский фашизм, диктатура русских националистов во всей своей красе».

Отвечая на вопросы о России, политике, современном состоянии мира, Борис Натанович излагает свое мнение без оттенков и полутонов. Черное и белое. Фактически его интервью провоцируют читателя на действие — если не социальное, то хотя бы интеллектуальное. Они как бы говорят: «Я сделал выбор и твердо придерживаюсь его. Вам также следует определиться, на чьей вы стороне».

Иными словами, Борис Натанович, достигнув солидного возраста, остается на баррикадах и боезапас не экономит.

В одном из писем Г. Прашкевичу Борис Натанович не без юмора, но точно и ясно объяснил свой непреходящий интерес к политике. «Я „пикейный жилет“ с незапамятных времен, — написал он. — Как минимум — с начала 60-х. С тех пор, как сделалось ясно (до боли), что главная любовь моя, забота моя, терра моя инкогнита — Будущее, — есть функция и порождение моего Настоящего. И я не знаю, кто такие „архитекторы будущего“ („изобретатели будущего“, как писал Гэйбор), но я отчетливо вижу, кто суть компрачикосы будущего — жлобы и невежды, носители власти и силы, решатели судеб. Они и есть „политика“, во всей ее красе. Реализация пресловутой „равнодействующей миллионов воль“. Сперматозоиды будущего. Самое интересное и неконтролируемое, что есть в этом мире. История последних двадцати-тридцати лет подарила нам галерею обалденных портретов, деятелей поразительных, невероятных, более чем фантастических. Они оказались настолько фантастичны, что их даже предсказать никто не сумел, — бозон Хиггса в сравнении с ними просто чудо реальности. Горбачев, конечно, в первую очередь. Ельцин. Гайдар. Чубайс. Ходорковский. Откуда они взялись? Из какой немыслимой виртуальности? Из какого невероятного идеологического вакуума — носителя поистине „темного менталитета“ и „темной материи“, способной соткаться в фантастическую никем не предсказанную фигуру невозможного политика? Мы пережили невероятное, мы не всегда это понимаем. Сейчас-то всё снова устаканилось, энтропия возросла в нужной мере, но нельзя сказать, что стало неинтересно. Очень даже интересно! Ведь мы можем успеть дожить до нового катаклизма и увидеть, как формируется будущее…»