«Временник» Ивана Тимофеева переполнен нападками на Бориса Федоровича. Тот, разумеется, не был ангелом: и к врагам своим проявлял жестокость, и семье своей добывал блага за счет государства. Однако отзывы Ивана Тимофеева столь эмоциональны, что порой из них исчезает всякая объективность. Распаляясь злостью на «слугу и конюшего боярина», дьяк написал вещи странные и ни с чем не сообразные: как, например, можно построить храм «по виду ради богоугодного дела»? Возведение новой церкви — в любом случае богоугодное дело, какими бы мотивами ни руководствовался тот, кто взялся за подобный труд.
Годунов ли на самом деле инициировал строительство? Сомнительно. Иван Тимофеев — современник Годунова, но далеко не тот человек, который мог быть хорошо осведомлен во всех тонкостях дворцовой и тем более высшей церковной политики. Он даже среди дьяков не попадал по чести в первую десятку и уж подавно не входил в Думу… Видя роспись Донского собора, восхваляющую православное воинство, Иван Тимофеев узнает среди ратных людей Бориса Годунова — а конюший был достаточно тщеславен, чтобы потребовать у живописцев подобной услуги, — и интерпретирует увиденное преувеличенно. Иными словами, не только настенное изображение Годунова, но и весь собор объявляет плодом деятельности Бориса Федоровича.
В действительности же полагаться на версию Ивана Тимофеева нельзя.
Столь скрупулезный, когда речь заходит о заказчиках архитектурных проектов, памятник, как Пискаревский летописец, четко отделяет храмы, возведенные по воле Годуновых и с позволения царя от собственно царских построек. В нем инициатором строительства Донского собора однозначно назван царь Федор Иванович, а не кто-либо из Годуновых
. Патриарх Иов, весьма благосклонный к Борису Федоровичу и не пропускающий случая похвалить его, опять-таки ясно говорит о решении, исходившем от государя Федора Ивановича. К тому же вся богатая строительная деятельность Годуновых не знает примера, когда они основывали новый монастырь и давали средства для строительства «с нуля». Годуновы, бывало, оплачивали строительные затеи в уже существующих обителях (хотя гораздо чаще возводили храмы вне монастырских стен), но создавать новые не пытались. А вот Федор Иванович возобновил Зачатьевский монастырь, да и в целом проявлял необыкновенную щедрость в отношении русского иночества, много строил именно для него. Наконец, Москва знает как минимум еще одну «мемориальную» церковь, связанную с отражением Казы-Гирея в 1591 году. Это храм Происхождения честных древ Животворящего Креста Христова в Симоновом монастыре (1593), возведенный по обету царем Федором Ивановичем
. Создание его никто не связывает с деятельностью Годуновых, между тем резонно было бы говорить об однотипности подобного «благодарственного» строительства. Если относительно скромный храм в Симоновой обители обязан своим появлением воле государевой, то почему более значительную постройку, возведенную по тому же поводу, следует связывать с волей Бориса Федоровича Годунова?
Итог: основание Донского монастыря государем Федором Ивановичем значительно более вероятно, чем создание этой обители Б.Ф. Годуновым. Однако влияние Бориса Федоровича на стенную роспись Донского собора нет смысла отрицать.
Ныне же всякий православный москвич видит в Донской обители духовную жемчужину первой величины, украшающую венец российской столицы, и одно из самых красивых мест города.
Глава десятая.
КОНЧИНА И ПОСМЕРТНОЕ ПРОСЛАВЛЕНИЕ
Великий государь, царь и великий князь Московский и всея Руси Федор Иванович провел на престоле — от венчания на царство до кончины — тринадцать с половиной лет.
Если первая половина царствования была наполнена делами, так или иначе требовавшими вмешательства государя, его волеизъявления, то с 1592 года подобные обстоятельства складывались весьма редко. Отпечаток личности Федора Ивановича виден прежде всего на трех исторических деяниях, возвысивших Российское государство и русский народ. Первым среди них и по времени, и по значимости является учреждение патриаршества в Москве. Вторым — освобождение Яма, Ивангорода и Копорья от шведской оккупации. Третьим — основание Донского монастыря под Москвой после разгрома Казы-Гирея. Так или иначе, государь принял участие во многих других значительных предприятиях: без него не произошло бы восстановления Зачатьевского монастыря, не были бы построены многие храмы и, очевидно, не возобновилось бы книгопечатание в Москве. Но три великих события, названные первыми, столь масштабны по значению своему и столь нерасторжимо связаны с личностью Федора Ивановича, что их следует считать главными заслугами государя. Именно их надо вспоминать в первую очередь, когда речь заходит о его царствовании и о его влиянии на ход дел в Российской державе.
С 1592 года ничего столь же крупного не происходит.
Вернее, обстоятельства политической, культурной, религиозной жизни Московского государства не требуют прямого и очевидного вмешательства Федора Ивановича. Он молится за свою страну, свою столицу и свой народ. Он ездит в паломничества по монастырям. Он по-прежнему является крупным благотворителем, щедро жертвующим на нужды Русской церкви и Православного Востока. Он выходит на дипломатические приемы, передоверяя действительные переговоры Посольскому приказу и «слуге» Борису Федоровичу. Он наполняется добрыми надеждами, когда царица Ирина производит на свет долгожданного ребенка — Феодосию. Он скорбит, когда царевна умирает, не пережив младенчества.
А его шурин в это время управляет государством.
В середине — второй половине 1590-х годов страна успешно решает важнейшие политические задачи: заключен Тявзинский мир со шведами, быстрыми темпами продолжается русское наступление в Сибири и на степном юге, крепко держится русская оборона по Окскому рубежу…
Не видно, чтобы Федор Иванович принимал активное участие в этой государственной работе.
Лишь раз его милосердная рука вновь простирается над Москвой — так, что весь столичный люд говорит об этом. В 1594 году начался пожар «на Москве в Китай-городе, и выгоре град Китай весь: не токмо дворы, но и в храмах в каменных и в погребах всё погорело». Пламя, распространявшееся от деревянных Китайгородских лавок во все стороны, погубило «церкви и манастыри без остатка везде». Вскоре на город обрушилось новое бедствие: «Бысть на Москве буря велия, многая храмы и у деревянного града с башен верхи послома, и в Кремле-граде у Бориса Годунова с ворот верх сломило; многие дворы розлома, людей же и скот носящи». Федор Иванович в ту пору посещал Пафнутьев-Боровский монастырь «…и приехал в великой кручине, и жалует народ: утешает и льготу дает». Китайгородские лавки отстраивались в камне — на средства, пожертвованные царем погорельцам из государственной казны
.
[131]