Царь Федор Иванович - читать онлайн книгу. Автор: Дмитрий Володихин cтр.№ 66

Многие ли осмеливались прийти к царю со словами обличения? Многие ли смогли преодолеть боязнь перед могущественными Годуновыми? Не столь давно они расправились с величайшими родами царства. Сам князь Василий Иванович Шуйский покорно склонил голову перед ними, доложив царю ложную версию угличских событий. Должно быть, страх замкнул уста большинству влиятельных людей, способных донести правду до царя. Дьяк Иван Тимофеев впоследствии с необыкновенной силой выразит тяжкий смысл этого угрюмого молчания в своем трактате. Обвиняя в злодействе Бориса Годунова, что, как уже говорилось, не совсем очевидно, он пишет: «Знал он (Борис Годунов. — Д. В.), знал, что нет мужества ни у кого и что не было тогда, как и теперь, “крепкого во Израиле” от головы до ног, от величайших и до простых, так и благороднейшие тогда все онемели, одинаково допуская его сделать это, и были безгласны, как рыбы… Знатнейших он напугал и сделал несмелыми, менее знатных и ничтожных подкупил, средних между ними не по достоинству наградил многими чинами… Думаю, что здесь грешно умолчать и о том, что не меньшую тяжесть мук, которые суждены этому цареубийце ^[117], понесут в будущем и все, молчавшие пред ним и допустившие его сделать это» .

А если кто-то и сумел преодолеть соблазны — не поддался сребролюбию, не покорился тщеславию, не убоялся расправы, то и это слово правды попадало на каменистую, неплодородную почву. Ведь, в сущности, кому должен был поверить Федор Иванович? Служильцам своего двора, угличским челобитчикам или…

Стоит всмотреться в этот список:

Ирина Годунова, царева супруга;

Борис Годунов, царский шурин и главное доверенное лицо в делах державного управления;

князь Василий Шуйский, враг Годуновых, большой вельможа, боярин, глава следственной комиссии в Угличе;

Андрей Петрович Клешнин, участник следственной комиссии, окольничий, бывший «дядька» царевича Федора Ивановича, да еще и тесть Г Ф. Нагого;

митрополит Сарский и Подонский Геласий, духовный глава той же следственной комиссии;

патриарх Московский и всея Руси Иов.

Всё это — великие люди царства. Всё это — ближайшее окружение царя. Всё это — персоны, которым Федор Иванович, если полагаться на здравый смысл, должен был доверять в первую очередь. Больше, чем кому бы то ни было. И прежняя вражда князей Шуйских с Годуновыми подводила очень серьезный фундамент под нынешнее выступление главы следственной комиссии в пользу Годуновых.

И все они, так или иначе, поддержали версию князя Шуйского о случайной смерти царевича. А если не поддержали, то, во всяком случае, не стали ее оспаривать. Причины, по которым сами Годуновы и Шуйский придерживались ее, не вызывают особенных вопросов. Но отчего Церковь наша свидетельствовала в пользу душегубства? Ведь минет всего лишь полтора десятилетия после 1591 года, и она канонизирует невинноубиенного царевича Димитрия. Невинноубиенного, а вовсе не налетевшего на нож во время припадка! Почему же тогда, в мае 1591-го, русские иерархи смолчали? Может, испугались судьбы, постигшей незадолго до того митрополита Дионисия и владыку Крутицкого Варлаама? Конечно, можно было бы допустить такое мнение — кто из добрых и крепко верующих православных не допускает порою слабости? — если бы не весьма мужественное поведение Иова при Лжедмитрии I. Патриарх, лишенный сана, едва не убитый озверевшей толпой, все-таки нашел в себе силы прилюдно обличить власть самозванца. Чего он, монашествующий, так убоялся в 1591-м? Как видно, причина его молчания заключается не в страхе за собственную жизнь или сан. Иов, а за ним и Геласий, надо полагать, чувствовали разлитый в воздухе тяжелый запах всеобщего озлобления. Еще искорка — и вся страна запылает как один громадный костер! Толпы пойдут громить Кремль и убивать Годуновых, те выведут стрельцов, прикажут открыть огонь, запылает провинция, высокородные аристократы вновь поднимутся против годуновской партии… Брат пойдет на брата, крови прольется нескудно, разрушится та благодатная тишь, которая давала государству Российскому столь необходимую передышку. Два иерарха — Иов в первую очередь — ощутили зловонное дыхание Смуты. Они… испугались не за себя, а за страну. И автор этих строк не смеет судить их за страшное молчание: ведь два больших духовных пастыря взяли, быть может, тягчайший грех на душу. Они не обличили Годуновых, но они надолго отсрочили великое кровопролитие.

Господь рассудит, ошибались они или все-таки были правы…

Печальной этой истории самый верный, самый правдивый итог подвел Алексей Константинович Толстой, вложивший в уста Федора Ивановича реплику, обращенную к Борису Годунову:

Великий праведник просит прощения у великого грешника. Он ошибается.

Но разве не остается после этого праведник праведником, а грешник — грешником?

И разве не остается — неисповедимыми путями — правда об этой истории в памяти народной?

В то время когда на северных рубежах Московская держава перешла в наступление, на юге ей пришлось держать оборону от извечного неприятеля — крымцев.

Южный фронт на протяжении нескольких поколений являлся самым трудным и самым опасным для Московского государства. Если на севере или на западе Россия брала чужие города, обороняла либо отбивала свои, боролась за территорию, давала служилым людям возможность обогатиться во время походов, то вечная война на юге имела иной смысл и иные приоритеты. Здесь дрались за самоё жизнь страны. И великий рубеж, проходивший по Оке, отделял земли, подверженные постоянным набегам, земли, которые следует считать одной огромной зоной риска, от коренных областей России, защищенных более или менее надежно. Однако, рассуждая о подобной надежности, надо сделать две оговорки. Во-первых, она стоила невероятно дорого. Каждый год страна собирала силы, чтобы двинуть на Окский рубеж огромную армию. Угрожают ли русским землям татары, не угрожают ли, а полки всегда и неизменно выходят в поле, имея полную готовность «пить смертную чашу». На протяжении нескольких месяцев воеводы и рядовые воины выстаивают «береговую службу». Время от времени она оборачивается смертельной схваткой с непредсказуемым исходом. Юг приучал к войне на уничтожение. Татары убивали русских, если не могли взять их в плен и отогнать на невольничьи рынки Крыма, где высокоцивилизованные итальянцы занимались скупкой живого «товара» для последующей перепродажи по всему Средиземноморью. Русские убивали татар, стремясь к тому, чтобы как можно меньше татарских мужчин могло вернуться с новым набегом, а значит, опять грабить, жечь, убивать русских. Обе стороны люто ненавидели друг друга, и эта ненависть настоялась, стала выдержанной, как хороший коньяк… Здесь никогда не просили пощады и никогда не давали ее. И страна была готова оплачивать ежегодный выход армии на юг, давать воинов, строить крепости ради одного: старинному врагу следовало хребет ломать на подходе, не допускать его в центральные области державы. И во-вторых, время от времени хорошо налаженная «береговая служба» все-таки давала сбой. По разным причинам. Не имеет смысла обсуждать их, важнее в данном случае другое: во всех подобных случаях жизнь России повисала на волоске. Так было при Василии III, случалось и при Иване IV. При Федоре Ивановиче напряженность борьбы на степном фронте не уменьшилась ни на йоту. И большое нашествие крымцев, точно так же как при отцах, дедах и прадедах, могло закончиться страшной военно-политической катастрофой.