Рональд Лэйнг. Между философией и психиатрией - читать онлайн книгу. Автор: Ольга Власова cтр.№ 75

Страница

Это событие совпало с концом эпохи шестидесятых, что тогда, да и сейчас, дало основания полагать, что он был всецело шестидесятническим проектом. Однако, несмотря на то что потерпел крах этот основной проект Филадельфийской ассоциации, сама она продолжила свое существование.

В свое время расцвет Кингсли Холла пришелся для Лэйнга на период семейных проблем, теперь его закат сопровождался ростом семейного благополучия. Хотя до 1970 г. Лэйнг официально все еще остается женат на Энн, он живет с Юттой и уже воспитывает двоих маленьких детишек: дочь Наташу и сына Адама. Единственным негативным событием его семейной жизни в это время стала поездка в Глазго. Он долго пытался избежать этого события, но у него было пятеро детей от Энн и пожилые родители. О том, как они поживают, он узнавал от своей второй дочери Сьюзи, с которой поддерживал отношения. И несмотря на то что ни к тем, ни к другим он не чувствовал сильной привязанности, их неплохо было навестить. Поэтому 3–4 января 1969 г. Лэйнг посещает Глазго.

Его мать Амелия ненавидела его пуще прежнего. Он долго не появлялся и, можно сказать, бросил своих престарелых родителей. Он не жил с официальной женой и бросил своих пятерых детей, заведя еще двоих на стороне. Но особенно зла Амелия была из-за «Политики переживания».

Отец Лэйнга Дэвид к тому времени был уже совсем плох. С конца 1968 г. он находился в психогериатрическом отделении больницы Леверндаля. Однажды он случайно упал и ударился головой. Травма привела к нарушениям памяти: он частенько стал забывать, куда положил ту или иную вещь. Но такая бытовая, по сути, забывчивость никому не мешала, если бы не стали происходить более глубокие изменения. Каждое утро он посещал местную публичную библиотеку, чтобы просматривать свежие номера газет, а также информацию об умерших и родившихся в их районе. Последнее он делал по поручению Амелии – она любила быть в курсе событий. Однажды утром он, как обычно, надел свою фетровую шляпу, взял зонтик и вышел из дома. Шляпа и зонтик… – другой одежды на нем не было. После этого происшествия его и поместили в больницу. Сначала было думали, что подобные эпизоды не повторятся, его быстро выписали, и он вернулся домой. Но вскоре он вновь был доставлен туда. Он заблудился, забыл название улицы, на которой жил, и обратился за помощью в полицию. Следующие десять лет его состояние только ухудшалось: врачи говорили о прогрессирующей болезни Альцгеймера.

Амелия была только счастлива, что живет одна. Ей не надо было беспокоиться о ребенке: Лэйнг уже давно практически не общался с ней. Ей не нужно было ухаживать за стареющим мужем: заботу о нем взяло на себя государство. Ей не нужно было нянчить внуков: хотя она и не одобряла того, что Лэйнг расстался с Энн и «бросил» пятерых детей, помогать она им ничем не помогала. Она жила в свое удовольствие, как всегда и мечтала. Впоследствии Лэйнг вспоминал, что была в этой истории какая-то грустная ирония. Когда-то его отец говорил ему: «Надеюсь, что твоя мать умрет первой, не хочется даже задумываться о том, что она может прожить дольше» ^[362]. Эта фраза была произнесена без малейшего налета романтизма, он знал, что ей не было присуще раскаяние и она никогда даже не взгрустнет о нем.

Каждое воскресенье Амелия, Энн и дети навещали Дэвида. На Лэйнга встреча с отцом произвела жуткое впечатление. Дэвид даже не узнал его. Он просто не помнил, что у него есть сын, и считал его «парнем, который жил с моей женой». Впоследствии, очевидно, под впечатлением от этой встречи Лэйнгом был написан один из отрывков книги «Ты любишь меня?» под названием «Возвращение блудного сына». Если заменить имя Питер на Рональд, а доктора на музыканта, то получится практически реальное описание встречи Лэйнга с отцом.

Так закончились для Лэйнга шестидесятые. Это были годы его максимальной творческой активности, его самых сильных книг и самых успешных проектов. В это время он стремился вперед и знал, чего хотел: он исследовал горизонты сознания и боролся за свободу. В своей жизни он не будет уверенным более, чем в шестидесятых, он никогда не будет более признанным, более известным и более успешным. Именно эти годы свободы закрепили за Лэйнгом статус одного из самых значимых британских и европейских интеллектуалов.

В начале 1970-х гг. под редакцией Роберта Боерса выходит книга «Лэйнг и антипсихиатрия», которая окончательно закрепляет за Лэйнгом статус родоначальника этой традиции. Одновременно Лэйнг становится одной из самых популярных фигур и самым известным психиатром в Великобритании и Америке. Слова «антипсихиатрия» и «Р. Д. Лэйнг» становятся синонимами.

Впервые в обиход термин «антипсихиатрия» вводит Дэвид Купер в своей одноименной работе «Психиатрия и антипсихиатрия» ^[363], а также в предисловии к сборнику докладов конгресса «Диалектика освобождения», где он пишет:

С тех пор само понятие «антипсихиатрия» в его узком смысле отождествляли с работами и проектами Лэйнга и его ближайших коллег – Купера и Эстерсона, а также с деятельностью Филадельфийской ассоциации. Часто родоначальниками антипсихиатрии называли Лэйнга и Купера, единственным совместным проектом которых была книга о Сартре. Лэйнг, правда, не переставал возмущаться этим:

Все дело в том, что Лэйнг всегда держался в стороне от всяких организованных движений и социальных групп с выраженной идентичностью, никогда не хотел быть лидером и отцом-основателем, даже если речь шла об антипсихиатрии:

ДЕСМОНД КЕЛЛИ: Д-р Лэйнг, если посмотреть со стоны общественных наук, кем бы Вы назвали себя и как бы Вы обозначили свою философию?

Р. Д. ЛЭЙНГ: Я назвал бы себя психиатром, и мне бы очень хотелось избавиться от ярлыка «антипсихиатр», я антипсихиатр не более, чем Пастер антиврач, хотя он и выступал против некоторых современных ему методов медицины… Конечно же, и в теоретическом, и в практическом отношении я критикую большинство современных методов психиатрии. Но это еще не делает меня антипсихиатром, и именно от имени психиатрии я развиваю свою критику психиатров и даже некоторых психиатров, которые, как мне кажется, придерживаются антипсихиатрических позиций. Я расцениваю себя как психиатра, работающего в традиции западной медицины. Философский фундамент моей работы сформировался в традиции западной медицины, западной философии, западной мысли ^[366].

Страница