9 декабря императрица передавала совет «старца» распустить Думу и не отправлять в отставку Протопопова: «Наш Друг и Калинин (так называл Распутин Протопопова. – А.В.) умоляют тебя распустить Думу не позже 14, по 1 или даже 14-е февраля, иначе тебе не будет покоя, и дело не сдвинется с места. В Думе они боятся только одного – продолжительного перерыва, а Трепов намеревается тебя поддеть, говоря, что будет хуже, если эти люди разъедутся по домам и разнесут свои вести. Но наш Друг говорит, что никто не верит депутатам, когда они поодиночке у себя дома, – они сильны лишь, когда собираются вместе. Дорогой мой, будь тверд и доверься совету нашего Друга – это для твоей же пользы. Все, кто тебя любит, думают, что это правильно. Не слушай ни Гурко, ни Григор(овича), если они станут тебя просить о коротком перерыве – они не ведают, что творят. Я бы не стала всего этого писать, если бы не боялась твоей мягкости и снисходительности, благодаря которым ты всегда готов уступить, если только тебя не поддерживают бедная старая женушка, А. и наш Друг; потому-то лживые и дурные люди ненавидят наше влияние (которое только к добру). Трепов был у двоюродного брата Калинина (у Ламздорфа) и, не зная, что это его родственник, говорил там, что 11-го едет к тебе и будет настаивать (нахал какой!) пред тобой на отставке Протопопова. Милый, посмотри на их лица – Трепова и Протопопова, – разве не очевидно, что лицо этого последнего чище, честнее и правдивее?»
10 декабря Александра Федоровна писала: «На деле Мануйлова п р о ш у тебя надписать «прекратить дело» и переслать его министру юстиции. Батюшин, в руках которого находилось все это дело, теперь сам явился к А. и просил о прекращении этого дела, так как он, наконец, убедился, что это грязная история, поднятая с целью повредить нашему Другу, Питириму и др., и во всем этом виноват толстый Хвостов. Ген. Алекс(еев) узнал об этом после от Батюшина. Иначе – через несколько дней начинается следствие – могут снова подняться весьма неприятные разговоры, и снова повторится этот ужасный прошлогодний скандал. Хвостов на днях, при посторонних, сказал, что он сожалеет о том что «чику» не удалось прикончить нашего Друга. И его, увы, увы, не лишили придворного мундира! – Так вот, пожалуйста, сейчас же, не откладывая, отошли дело Ман(уйлова) Макарову, – иначе будет поздно.
Милый, не уволишь ли ты поскорее Мак(арова) и не возьмешь ли Добровольского? Мак(аров) действительно враг (мой безусловно, а потому и твой), не обращай внимания на протесты Трепова…
Прилагаю письмо от Сухомлинова к нашему Другу. Пожалуйста, прочти его, так как он в нем дает исчерпывающие разъяснения относительно своего дела, которое ты должен вытребовать отсюда, чтоб все это не попало в Государственный Совет, иначе бедного Сухомлинова нельзя будет спасти».
15 декабря Александра Федоровна писала: «Как могу я быть покойной, когда Тр(епов) приезжает к тебе? Ведь ему удается внушать тебе неправильные решения! Только бы удалось найти ему преемника! Но многие говорят, что раз Мак(арова) сменят, его положение, в общем, улучшится. Видишь, как он держится за Макарова (которого я продолжаю считать лживым по отношению к нам) и хочет, чтобы он был во главе Гос. Сов.! – Это уж слишком! Назначь решительного (сурового) Щегл(овитова). Он подходящий человек для этого места, он не допустит беспорядков и гнусностей. Я тебе верну бумаги завтра, когда хорошенько просмотрю их. Очень благодарю тебя (также и от имени Гр.) за Мануйлова. Подумай, милый Малама сказал вчера в 5 часов, что от тебя не было бумаги (курьер приехал сегодня рано утром), а потому я должна была телеграфировать. Из этого хотели сделать целую историю, примешав туда разные имена (просто из грязных побуждений), и многие собирались присутствовать на суде. Еще раз спасибо, дорогой. Наш Друг был у нее – я не выходила из дома. Он уже давным-давно не выходит из дому, ходит только сюда. Но вчера Он гулял по улицам с Муней к Казанскому собору и Исаакиевскому, и ни одного неприятного взгляда, все спокойны. Он говорит, что через 3 или 4 дня дела в Румынии поправятся, и все пойдет лучше. – Как хорош твой приказ – только что прочитала его с глубочайшим волнением! Бог да поможет и благословит тебя, дорогой мой!»
Легко убедиться, что советы Распутина касаются вполне земных дел: назначение министров, прекращения процесса против Манасевича-Мануйлова и даже положения на румынском фронте. Ходили упорные слухи, что в окружении Распутина полно германских шпионов, которым он разбалтывает получаемую от царской четы секретную военную и политическую информацию. Правда, эти слухи вряд ли соответствовали действительности. Согласно послевоенным мемуарам руководителей германских и австрийских спецслужб, они не имели никаких агентов в окружении «старца» и вообще не имели сколько-нибудь серьезных агентов в Петрограде.
Дело Манасевича-Мануйлова, о котором упоминается в письмах императрицы, возникло из-за близости этого журналиста к премьеру Штюрмеру и к Распутину. Председатель Совета министров Борис Владимирович Штюрмер, занявший также пост министра внутренних дел, имел репутацию ставленника Распутина. В дневниках наружного наблюдения за «старцем» фиксировались тайные встречи между ними. Штюрмер приблизил к себе журналиста Ивана Федоровича Манасевича-Мануйлова, который ранее был уволен из МВД по обвинению в финансовых махинациях.
При первой встрече Распутин, по словам Манасевича, сказал ему: «Вот пока ты там сидел на замке, Протопопов назначен, теперь Россия здесь держится (показывает на руку)». «Старец» также добавил: «Мы ошиблись на толстопузом (он так называл Хвостова А.Н.), потому что он только из этих дураков правых. Я тебе говорю, все правые дураки. Вот теперь мы взяли между правыми и левыми – Протопопова».
Манасевич-Мануйлов был пойман с поличным, когда директор Соединенного банка граф Владимир Сергеевич Татищев и министр внутренних дел Александр Алексеевич Хвостов выдали ему взятку помеченными купюрами за предполагаемое содействие в прекращении будто бы начатого против банка расследования. Хвостов тотчас, 16 сентября 1916 года, был отправлен в отставку по настоянию Штюрмера. В декабре 1916 года дело Манасевича-Мануйлова, которое уже слушалось в суде с участием присяжных заседателей, по высочайшему повелению было прекращено министром юстиции Добровольским, что было небывалым случаем в судебной практике того времени. Тем не менее, на повторном процессе 13–18 февраля 1917 года, уже после смерти Распутина, Петроградским окружным судом Манасевич-Мануйлов был приговорен по обвинению в мошенничестве и приговорен к полутора годам тюрьмы с лишением всех прав состояния. Через 10 дней его освободила Февральская революция. Но в 1918 году Ивана Федоровича все-таки расстреляли большевики.
В петербургском свете ходило множество нелепых слухов о Распутине и его влиянии на власть. Говорилось, будто он сам абсолютно подчинил себе царя и царицу и правит страной, то ли правит на самом деле Александра Федоровна при помощи Распутина. Разумеется, «полудержавным властелином», вроде князя Александра Даниловича Меншикова при императрице Екатерине I, «старец» никогда не был. Но он действительно оказывал сильное влияние на царя, как непосредственно, так и, главным образом, через Александру Федоровну, особенно в принятии ряда кадровых решений в правительстве. У Николая II был явный дефицит воли, и Распутин вместе с императрицей в какой-то мере восполняли этот дефицит.