Империя должна умереть - читать онлайн книгу. Автор: Михаил Зыгарь cтр.№ 81

Снарядив «Джона Графтона», Азеф должен ехать в Петербург, чтобы фактически руководить штабом вооруженного восстания. В решающий момент он исчезает. Все остальные заговорщики на своих местах, товарищи ищут его по всем адресам – и нигде не находят. Они думают, что Азефа арестовали. Или наоборот, что, почувствовав слежку, он решил залечь на дно. Савинков вспоминает, что такие исчезновения Азеф практиковал регулярно – и всякий раз, появившись, объяснял, что был вынужден скрываться от полиции.

3 августа происходит вторая осечка – арестован Петр Рутенберг, правая рука и самое доверенное лицо Гапона. Однако операция продолжается, «Джон Графтон» доходит до территории нынешней Латвии и выгружает первую партию оружия около Вентспилса (тогда Виндава). Никому не сообщая о своих намерениях, большевики, воспользовавшись потерями в рядах эсеров, готовятся принимать новую порцию: они вырывают ямы для хранения оружия в Финляндии и создают тайник под плитой на Волковом кладбище ^[53] в Петербурге.

Но, несмотря на все усилия, принять вторую партию оружия они не успевают. «Джон Графтон» подходит в условленное место – неподалеку от Выборга – и ждет встречающих. Никто за оружием не приходит. Прождав несколько дней, команда «Джона Графтона» решает вернуться в Копенгаген.

Гапон по плану не должен был встречать корабль, он слишком важная фигура для такой технической задачи; его роль – руководить, поднимать боевой дух восставших. Поэтому он в этот момент все еще сидит в Стокгольме, ожидая благополучного момента. В середине августа Конни Циллиакус организует для Гапона прогулочную яхту и отправляет его в Финляндию: «Смотрите, зажигайте там, в Питере, скорее, нужна горячая искра. Жертв не бойтесь. Вставай, подымайся, рабочий народ. Не убыток, если повалится пять сотен пролетариев, свободу добудут. Всем свободу», – говорит финский сепаратист и японский агент Циллиакус.

На борту прогулочной яхты Гапон рассуждает, что «видит насквозь этих шведов и чухон», понимает, что они хотят его использовать, но на самом деле собирается использовать их. «Ни одним русским рабочим не пожертвую я ради их буржуазных затей», – говорит Гапон.

Всего в нескольких десятках километров от этой яхты плывет другая, более комфортабельная, под названием «Штандарт». На ее борту отдыхает император Николай II с семьей, дожидаясь итога мирных переговоров в Америке.

Переговоры между российской и японской делегациями проходят в маленьком прибрежном городке Портсмут, штат Нью-Йорк. Все время Витте чувствует себя как актер на сцене – даже его гостиничный номер расположен так, что он отлично просматривается снаружи и под окнами все время стоят журналисты и простые американцы, которые фотографируют каждый шаг «российского премьера». Витте никому не отказывает и всем улыбается.

Витте вспоминает, что благодаря его открытости на сторону России склоняется не только американское общественное мнение, прежде сочувствовавшее маленькой Японии, но и сам Рузвельт.

Воспоминания Витте о поездке к Рузвельту на дачу исполнены изумления. Его поражают маленький дом президента, очень простой завтрак, стол без скатерти, отсутствие вина («одна ледяная вода»). Еще больше удивляет признание Рузвельта, что тот не хочет переизбираться на президентский пост, а предпочел бы возглавить Гарвардский университет. Витте даже из любопытства едет в Гарвард.

Еще одно сильное впечатление Витте – это евреи, переехавшие в США из России. На вокзале в Бостоне, чтобы пообщаться с российским министром, собирается целая толпа эмигрантов. Все остаются довольны: евреи говорят Витте, что хоть они и ненавидят царский режим, но скучают по России и будут молиться за его успех на переговорах.

Самый спорный вопрос переговоров: половина острова Сахалин. Де-факто она уже оккупирована японцами, поэтому Николай II посылает Витте телеграмму, соглашаясь уступить эту территорию. Одновременно идет напряженная переписка между представителем Японии Комурой и Токио – сам глава японского МИДа не хочет соглашаться на предложения Витте, а предлагает требовать контрибуции. Но на него давит Рузвельт – не из симпатии к России, а просто потому, что он заинтересован в успешном исходе переговоров. В итоге японский император приказывает подписать договор.

После подписания мирного соглашения Витте идет в церковь, где вместе служат православный, католический и протестантский священники. «Все время многие молящиеся плакали, – вспоминает Витте. – Видя американцев, благодарящих со слезами Бога за дарование мира, у меня явился вопрос – что им до нашего Портсмутского мира? И на это у меня явился ясный ответ: да ведь мы все христиане».

Витте очень нравится в Америке, ему хочется совершить путешествие по американским городам, что ему предлагает сделать российский посол в Вашингтоне. Однако эту поездку, по словам Витте, запрещает император, опасающийся чрезмерной популярности чиновника.

Еще во время переговоров Витте заболевает (по его словам, из-за некачественной американской пищи) – и поддерживает себя в форме исключительно «строжайшей диэтой и усиленными смазываниями кокаином». Вернувшись на родину, Витте 17 сентября едет к Финскому заливу – там на яхте «Штандарт» отдыхает император с семьей. Довольный исходом переговоров, он жалует Витте графский титул. Растроганный Витте говорит, что очень рад, что на царя не повлияли все те наветы, которые передавали ему о Витте в последние годы. «Я никогда не верил этим наветам», – благосклонно отвечает Николай II.

Трепов тем временем наконец решает отпустить Милюкова и его коллег, руководителей Союза союзов, из Крестов. Его подчиненные так и не нашли никаких признаков того, что эти почтенные господа, профессора, инженеры, врачи и адвокаты, планировали какой-либо заговор.

В первых числах сентября Гапон приезжает в Хельсинки, чтобы организовать восстание рабочих. Для начала он вызывает к себе руководителей «Рабочего союза» – чтобы обсудить с ними ближайшие планы. Гапон делает все, чтобы доказать товарищам, что именно он – настоящий лидер революции, а не лидеры эсеров или социал-демократов: «Нет у них заботы о трудовом народе, а есть дележка революционного пирога. Из-за него они и дерутся, и все жиды… Даже во главе боевой организации у них стоит – жид, и еще какой жирный…» – имея в виду ненавистного Азефа.

Но главное, Гапон начинает совсем новую проповедь: он больше не апологет мирного протеста, в Европе он увлекся террором. Вообще террор, говорят соратники Гапона, не рабочее дело, на то есть боевики. Впрочем, все дело в том, какую мишень выбрать. Предложение Гапона убить Витте рабочим не нравится, а вот Трепова – другое дело.

Тем временем «Джон Графтон» возвращается из Копенгагена в Финляндию и продолжает разгрузку. На этот раз ее осуществляют более организованные финны. Но до тайника на кладбище оружие пока не добирается. 7 сентября, во время третьего рейса «Джона Графтона», корабль садится на мель в Ботническом заливе.