Империя должна умереть - читать онлайн книгу. Автор: Михаил Зыгарь cтр.№ 11

После окончания семинарии Гапон собрался жениться, и будущая жена убедила его, что можно быть священником и не изменяя своим принципам. «Доктор, – говорила она, – лечит тело, а священник укрепляет душу… в последнем люди нуждаются гораздо больше, чем в первом». В итоге Гапон соединил в себе и то и другое, став священником-толстовцем. Почти пять лет он служил в сельской кладбищенской церкви в Полтавской губернии и стал популярен настолько, что к нему приходила паства из соседних приходов. Но в 1898 году его жена умерла, и Гапон решил начать новую жизнь. Он оставил маленьких детей родителям и поехал в Петербург, к самому Победоносцеву, просить, чтобы его, в виде исключения, приняли в академию.

Все соприкосновения с церковным истеблишментом Гапона ужасают. В Троице-Сергиевой лавре, куда он заезжает по дороге в Петербург, он наталкивается на свиту московского митрополита, состоящую из «жирных монахов», которые обмениваются шутками во время церковной службы. «Их лицемерие в доме проповедника правды св. Сергия наполняло меня негодованием, и я ушел, не дождавшись конца всенощной и не преклонив колени перед мощами, так как считал богохульством сделать это на глазах этих фарисеев», – вспоминает Гапон.

В Петербурге, прежде чем попасть к Победоносцеву, Гапон идет к его заместителю Саблеру. «Мы знаем о вашем плохом поведении в семинарии, – такими словами встречает Гапона заместитель Победоносцева, – мы знаем, какие идеи вы в то время имели. Но епископ написал мне, что вы совершенно изменились с тех пор, как стали священником, и оставили все ваши глупые понятия. Да, да, мы вас примем, и мы надеемся, что вы будете думать только о том, как бы сделаться верным слугой церкви, и будете работать исключительно для нее». Гапон кивает. Он решает скрыть от церковных чиновников свои истинные взгляды. И его принимают в столичную академию.

Однако уже через год Гапон полностью разочаровывается в учебе. Его мечта никак не реализуется: он ходит на встречи священников с рабочими столичных окраин и видит, что проповеди, как правило, ограничиваются рассказами о Страшном суде. Он выдвигает свои идеи, но церковное начальство против. У него начинается депрессия, а еще врачи подозревают туберкулез, и Гапон едет лечиться в Крым. Но селится не в глуши, а в монастыре около Ялты, одного из самых роскошных городов империи. На тот момент Ялта – это центр российской светской жизни; в Ливадийском дворце находится летняя резиденция императора, и весь двор на лето приезжает отдыхать сюда. «Рядом с роскошными домами, в которых царили богатство и величие, в городе были тысячи несчастных существ – голодных, холодных и бесприютных. И действительно, город поражает человека впечатлительного контрастом между роскошными дворцами центра и ужасными лачугами предместий» – так пишет Гапон. При этом сам он интересуется дворцами не меньше, чем лачугами, завязывая знакомства и с бедняками, и с отдыхающей богемой. Ближе всего он сходится с Василием Верещагиным, на тот момент самым известным в мире русским художником.

Верещагин в зените своей славы, и, в отличие от большинства своих коллег, он очень политизирован. Столетие спустя он наверняка стал бы фоторепортером – основной специализацией Верещагина были путешествия в горячие точки. Он ездит по местам боевых действий и запечатлевает увиденное на холстах. Его антивоенные картины выставляются по всему миру. При этом на родине его обвиняют в отсутствии патриотизма и сочувствии к врагу.

Когда Верещагину было 32 и он открыл свою первую выставку в Петербурге, будущий император Александр III сказал о нем так: «Его тенденциозность противна национальному самолюбию, и можно по ней заключить одно: или Верещагин скотина, или совершенно помешанный человек». Летом 1899-го Верещагину уже 57, и он относится к Гапону по-отечески.

«Я ясно вижу, что и вы пережили какую-то драму, и хочу вам сказать, что я об этом думаю. Сбросьте рясу! – убеждает художник священника во время одной из совместных прогулок. – Не надо ее! В свете так много работы, требующей затраты всей нашей энергии». К совету звезды Гапон не прислушивается, рясу не сбрасывает и, отдохнув, в октябре 1899 года возвращается в Петербург. Верещагин отправляется путешествовать: сначала на Филиппины, потом в США и на Кубу, через четыре года – в Японию.

В августе 1901 года, через полгода после отлучения, Толстой начинает серьезно болеть. Семья вновь боится, что зимы он уже не переживет. Его решено отправить в Крым – в надежде, что тамошний климат поможет писателю поправиться.

Графиня Панина, поклонница творчества Толстого, сдает ему свою дачу в Гаспре, которая с одной стороны граничит с крымским поместьем самых богатых людей в России, князей Юсуповых, а с другой – с Ай-Тодором, имением друга детства императора, великого князя Александра (родственники зовут его Сандро). Чуть поодаль – Ливадия, летняя резиденция императора. Отлученный от церкви изгой едет с семьей отдыхать на самый элитарный курорт империи.

Толстой едет на поезде. По дороге, когда поезд останавливается в Харькове, на вокзале ему устраивают овацию. Вообще, аплодисменты в честь Толстого – традиция этого года. На «отлучение» Толстого от церкви столичная публика реагирует тем, что его поклонники собираются в картинной галерее перед его портретом работы Ильи Репина – и устраивают шумную овацию. Сразу после этого портрет снимают, а выставку закрывают.

О переезде Толстого в Крым пишет короткую заметку «Петербургская газета» – министр внутренних дел Дмитрий Сипягин запрещает розничную продажу этого номера. Издатель Алексей Суворин пишет в дневнике, что министр обиделся на Толстого за то, что тот упомянул его в «Письме царю и его помощникам». «Сипягин зол на характеристику, сделанную Толстым, и преследует газеты, которые смеют говорить о нем. Глупый министр», – пишет в личном дневнике Суворин, крайне лояльный к власти издатель популярнейшей газеты «Новое время».

Молодому писателю Максиму Горькому не так везет, как графу Толстому. Еще в апреле его судят за статью о «Казанской битве» – и приговаривают к ссылке в уездный город Нижегородской губернии (то есть недалеко от родного дома, но подальше от больших скоплений народа). Горький пишет апелляцию с просьбой разрешить ему отбыть ссылку в Крыму, поскольку у него туберкулез. И ему разрешают, но с оговоркой, что нельзя жить в Ялте, на виду у столичной элиты. Именно в Ялте в это время живет Антон Чехов, а в Гаспре селится Толстой. Горький выбирает себе домик под Алупкой, по соседству с Толстым и неподалеку от летних резиденций великих князей.

В Крыму здоровье Толстого продолжает ухудшаться. Ему ставят диагноз «малярия» – смертельно опасное на тот момент заболевание. Толстому уже 73 года. Он уверен, что вот-вот умрет, и называет свое состояние «приготовлением к переходу»: не встает, страдает от лихорадки. Проститься с великим писателем съезжаются все, кто только осмеливается.

12 сентября к Толстому приезжает Антон Чехов. Потом по-соседски заезжает и великий князь Николай Михайлович, двоюродный дядя царя, которому, как и Чехову, всего 42 года. У него, историка и писателя, репутация самого просвещенного члена царской семьи. Толстой все время недоумевает, чего от него хочет царский родственник. Потом, когда Толстому становится лучше, Чехов привозит с собой Максима Горького. Толстого навещает еще один классик, 48-летний Владимир Короленко, главный российский репортер.