— Не знаю.
— Ночью ты просыпалась?
— Не знаю. Да.
— Ты слышала звуки?
— Нет.
— Шаги?
— Нет.
— Голоса?
Татка молчит.
— Ты слышала мамин голос?
— Не знаю. Нет.
— Что тебя разбудило?
— Не знаю. Потом…
— Голос потом?
— Да.
— Голос был женский?
— Да.
— Голос был мужской?
— Да.
— Голоса были громкие?
— Нет.
— Они ссорились?
— Я не знаю. Я…
— Тебе было страшно?
— Да.
— Где были голоса?
— Внизу.
— В спальне горел свет? Было светло или темно?
— Было светло… не очень. Горел ночник.
— Ты открыла дверь спальни?
— Да.
— Ты пошла вниз посмотреть?
— Нет.
— Ты боялась?
— Да.
— Голоса были громкие?
— Нет. Кто-то плакал…
— Мама?
— Не знаю.
— Что ты сделала?
— Спряталась в шкаф.
— Кто пришел в спальню?
— Я не знаю.
— Ты слышала шаги?
— Да. Скрипела лестница.
— Ты смотрела в щелку?
— Да.
— Что ты увидела?
— Большого человека.
— Это был мужчина или женщина?
— Не знаю.
— Почему?
— Я закрыла глаза. Он стоял спиной.
— Ты испугалась?
— Да.
— Ты боялась, что он тебя заметит?
— Да.
— Ты слышала имя?
— Нет.
— Ты слышала шум, треск, звон стекла?
Татка молчит. Потом говорит:
— Нет.
— Шаги?
— Шаги… да.
— Шум машины?
— Нет.
— Кто был в доме, когда ты вышла из шкафа?
— Никого.
— Было утро или ночь?
— Был день.
— Ты звала маму?
— Я плакала и звала маму.
— Что было потом?
— Я спустилась вниз по лестнице.
— Ты вышла из дома?
— Я не смогла открыть дверь.
— Дверь была заперта?
— Не знаю.
— Что ты сделала дальше?
— Пошла в кухню.
— Ты была голодная?
— Да. Я съела печенье… было на столе.
— Что ты сделала потом?
— Сидела на диване, смотрела мультики.
— Когда вернулся отец?
— На следующий день.
— Он приехал на машине?
— Да. У него красная машина.
— Что он сказал?
— Он искал маму… звал.
Монах сунул монетку в карман и щелкнул пальцами. Татка откинулась на спинку сиденья, с силой провела ладонями по лицу.
— Устала?
— Как мешки ворочала. Что я сказала?
— Ты не помнишь? — спросил Добродеев недоверчиво.
— Не помню. А вы не записывали?
— Записывали.
— Можно послушать?
— Ты не сказала ничего особенного.
— Я же говорила, что ничего не помню. А что теперь?
— Теперь мы отвезем тебя домой.
— Я не хочу! Можно, мы проедем по городу? Пожалуйста! Шухер, скажи!
— Давайте проедем, — сказал Эрик. — Она семь лет не была в городе. Тут все совсем другое.
— Поехали, Леша. Покажем барышне ночной город.
— А можно мы посидим где-нибудь?
В ее голосе была такая страстная мольба, что Добродеев не устоял:
— Конечно! Тут есть ночное кафе, не бог весть что, но…
— Все равно! — поспешно произнесла Татка. — Я так соскучилась…
…Они сидели в кафе «Лесной дятел», полупустом, полутемном, с парочкой сонных официантов. Часы показывали три. Бормотал телевизор над стойкой бара, показывали старый черно-белый фильм. Они пили безалкогольный коктейль, липкий, сладкий, синтетический. Татка с удовольствием пила и рассматривала зал.
— Помнишь нашу «Мышь»? — Она перевела взгляд на Эрика.
Эрик кивнул.
— Мы тусовались в «Крейзи маус», — объяснила Татка.
— Теперь там обычное кафе, — сказал Эрик.
— Жаль. — Она вдруг взглянула на Монаха в упор и спросила: — Что мне делать?
Они сцепились взглядами. Татка смотрела исподлобья, приоткрыв рот, напряженно ожидая ответа. Эрик и Добродеев тоже уставились на Монаха. Он огладил бороду, задумался. Потом сказал:
— Менять судьбу, девочка.
«Идиотский совет, — отразилось на лице Добродеева. — Оракул!»
— Спасибо, — сказала Татка серьезно. Она поднялась: — Можно мне…
— Эрик, проводи даму, — сказал Монах.
Эрик вскочил. Монах и Добродеев наблюдали, как они идут через зал…
Через двадцать минут Добродеев сказал:
— По-моему, они удрали.
— Похоже на то. — Монах отставил чашку с недопитым кофе. — Ну и дрянь! Кофе. Еще хуже, чем в парке.
— Что будем делать?
— Ничего. Пусть погуляют ребята. Не беспокойся, Лео, Эрик доставит ее домой. Все путем.
— Ты знал?
— Я предполагал. Гипотетически. На ее месте я бы так и сделал.
— Ты не боишься, что она не вернется?
— Не боюсь. Несмотря на семилетнюю отсидку, она в хорошей форме. Соображает, знает, где остановиться, привирает.
— Привирает? Под гипнозом?
— Вне гипноза. Наивность, искренность, детство… наша циркачка слегка переигрывает или привирает. Хотя, может, слегка и под гипнозом, есть всякие персонажи. И то, как она оторвалась от слежки в интернет-кафе, и хитрая ночная дружба с беспамятным Пашей… Ей нужен трамплин, и она взлетит. Если, конечно, не шлепнется на землю.
— Да она девчонка, Христофорыч! Не надо ее демонизировать. Ей семнадцать, она осталась в прошлом… как ты не понимаешь? — загорячился Добродеев. — Она… маленькая! А ты… ты удивительно спокоен, я тебя не понимаю.