Яд персидской сирени - читать онлайн книгу. Автор: Инна Бачинская cтр.№ 13

Вера отпивала коньяк маленькими глотками, морщилась, откусывала от кусочка лимона, морщилась еще больше. В голове туманилось, и ее лицо в зеркале слегка расплывалось. Она рассматривала себя, наклонившись вперед, поправляла волосы, надувала губы, приподнимала бровь. Ей казалось, что в зеркале незнакомая женщина, и она уже в который раз подумала, что если долго рассматривать себя в зеркале, да еще после двух-трех рюмок, то вдруг наступает момент, когда там уже не ты, а совсем другой человек. Неизвестная женщина, которую ты никогда раньше не видела. Она смотрит на тебя с удивлением и тоже не узнает. Вы смотрите друг на дружку, и одна из вас наконец говорит: «Ты кто?» А другая отвечает: «А ты кто?»

— Что мне делать? — спрашивает Вера у женщины в зеркале.

— А что ж тут сделаешь, — отвечает та. — Теперь только сидеть и ждать, пока рассосется. Так получилось, чего уж…

— Ты думаешь, рассосется? Когда?

Женщина в зеркале пожимает плечами.

— А с этой что делать? Я все время прислушиваюсь, мне чудятся шаги. Я боюсь ее, она на все способна, она убийца. Она ненавидит меня. Она ненавидела маму. Она ничего не забыла. И теперь она снова в моем доме.

— Ха! — отвечает женщина. — Она не проблема. Она трава, а не убийца. Она ничего не чувствует. Она забыла, она ничего не помнит. Она не помнит твою маму, она не помнит отца. Вашего отца. Она ничего не помнит. Семь лет — большой срок. За семь лет можно сломать, разрушить, убить. Восстановлению не подлежит. Ты видела ее глаза? Они пустые. Ты видела ее лицо? Оно пустое. Ты узнаешь ее? Это не та маленькая стерва, которую вы ненавидели, которая убила любовника. Той больше нет. Вместо нее — эта. Корми таблетками, запирай на ключ, подыскивай новый пансионат. Она тут временно, не заморачивайся. Она — самая незначительная из твоих проблем.

— Что же мне делать? — снова спрашивает Вера.

— Взять себя в руки. Принять как данность. Держать удар. Полагаться только на себя. Ты хозяйка, ты главная, не позволяй никому, поняла? Ты была за спиной у Паши, теперь ты на виду. Под прожектором. Одна. Володя не в счет, слабак, временный попутчик. Будь осторожна. Ты идешь по канату, без зонтика, внизу орущая толпа. Я понимаю, это не твое — если честно, тебе всегда было наплевать на эту чертову компанию, ты вообще собиралась стать художницей. Ну, так продай ее к черту! И живи в свое удовольствие. Путешествуй, купи картинную галерею, ищи таланты. Торговля — это скучно, даже торговая реклама — скучно. Уходи.

— Думаешь, получится?

— Получится. Представь себе физиономию Володи, когда ты скажешь ему, что собираешься продать компанию. Ради этого одного… Дурак ведь!

— Не получится, — говорит Вера. — Ты же понимаешь, что ничего не получится. Дурак. А Паша… — Она вздохнула невольно. — Паша…

— Это уже неважно. Он свое получил. Понимаю. Все я понимаю. Но помечтать можно? — спрашивает женщина из зеркала. — А потом, всегда случается «вдруг», понимаешь? Ты мечешься в поисках выхода, сходишь с ума, бьешься головой в глухую стену, и вдруг видишь, как приоткрылась дверь! Поняла? Чудо — приоткрылась дверь! И тогда нужно прыгнуть, поняла? Прыгнуть в приоткрытую дверь. Собрать чемодан и… фьють! Или черт с ним, с чемоданом, прыгнуть с пустыми руками, не оглянувшись, не раздумывая, бросив к черту барахло. Только тебя и видели. Свобода!

Вера залпом выпивает коньяк, утирается рукой, говорит:

— Поняла. — Подумав, добавляет: — И не убежать ведь, некуда! Тупик.

Женщина в зеркале пожимает плечами. Вера думает, что она снова скажет: «Помечтать-то можно?», но она молчит, только смотрит с сожалением, как кажется Вере. Обе вздрагивают, когда раздается звонок в дверь. Пришел дядя Витя.

С букетом и конфетами. Вера открыла, он шагнул через порог, широко улыбнулся, сказал:

— Не помешаю?

Вера оторопело кивнула, бессмысленно глядя на его фальшиво-радостную физиономию, на внимательные глазки-буравчики, на темный склеротический румянец на выпирающих скулах, на пегие крашеные прядки, упавшие на лоб. Ее передернуло, она вдруг вспомнила, что видела его в ресторане с молоденькой девчонкой. Старая плешивая обезьяна! Друг дома, доверенное лицо мамы. И парфюм тошнотворный, сладкий, как у старой проститутки…

— А я думаю, дай загляну, поддержу Верочку, не чужие ведь, — проблеял дядя Витя, с улыбкой ее разглядывая.

— Проходите, дядя Витя, — пробормотала Вера, отступая.

— Чайку можно? — Дядя Витя протянул ей цветы, пышные розовые пионы. Вера машинально взяла. — Я конфетки захватил. Посидим, поговорим. Ты как, девочка, справляешься?

— Нормально. — Вера направилась на кухню, нечего баловать. Подумала и спросила, ругая себя за малодушие: — Мы на кухне, ничего?

— Люблю на кухне, — сказал дядя Витя. — Мне покрепче!

— Коньяку хотите?

— Хочу! — Дядя Витя потер руки. — Люблю коньячок в хорошей компании. Лимончик есть?

— Может, мяса?

— Поздно, Верочка, на ночь не ем, диета. Вот доживешь до моих лет… то нельзя, это нельзя, так и живешь. Как Паша? Вот горе-то! Навестить можно?

— Без перемен. Можно, но он все равно без сознания. — Вера поставила на стол бутылку и две рюмки. — Мне чуть-чуть.

— Что говорят врачи?

— Что они могут сказать… Говорят, все будет в порядке. Надо ждать и надеяться.

— Скорей бы, — скорбно вздохнул дядя Витя, разливая коньяк. На среднем пальце левой руки блеснуло массивное золотое кольцо-печатка. — Нам его очень не хватает. Давай, моя девочка, за здоровье Паши!

У Веры потемнело в глазах, и холодные колючки побежали вдоль хребта. С усилием сглотнув, она взяла рюмку. Дядя Витя опрокинул махом, закрыл глаза от удовольствия, шумно вдохнул через нос:

— Хороший коньячок!

Дядя Витя жевал лимон и, улыбаясь, смотрел на Веру. Румянец на скулах стал багровым. Веру передернуло от отвращения, она чувствовала, как ее захлестывает волна ненависти, ей хотелось закричать: «Говори, чего надо, и пошел вон! И не называй меня своей девочкой!»

— Всем сейчас трудно, — приступил к делу дядя Витя. — Компания на тебе, Паша в больнице. Да еще и твоя сводная сестра…

— Откуда вы знаете? — вырвалось у Веры.

— Слухами земля полнится, — туманно ответил дядя Витя.

«Светка! — догадалась Вера. — Шпионка чертова! Уволю гадину!»

— Я могу ее увидеть? Татьянку.

«Татьянку»! Веру снова передернуло. Все в дяде Вите вызывало в ней протест: слова, жесты, сочувственно-скорбная физиономия, даже кольцо-печатка! Она скользнула взглядом по рукам дяди Вити и заметила, что ногти у него покрыты бесцветным лаком.

— Она у себя, почти не выходит… — Она с трудом заставила себя отвести взгляд от сверкающих ногтей дяди Вити.

— Семь лет — немалый срок, — сказал дядя Витя, и в голосе его Вере послышалось осуждение. — Как она?