Во всяком случае… напрямую.
Значит, сделал другой, предоставив свое тело в качестве проводника для воли Сигиллита.
Первого лорда Терры, гранд-мастер…
— Ассасины, — произнес Нарек вслух. Он поднял нож и опять взглянул на незнакомое лицо, глядящее на него с клинка. Оно было обычным, незапоминающимся. Маской, нужной, чтобы он мог выбраться из Ультра-мара.
— Это не лицо Каспиана Хехта, — сказал Нарек.
Он поднес нож к щеке и сделал небольшой надрез — такой, чтобы можно было просунуть в него палец в латной перчатке. Потекла кровь, но не сильно. Он углубил разрез, удлинил его. На этот раз оторвал небольшой лоскут ножи. Крови по-прежнему было очень мало. Почти никакой.
А когда он снял целый слой, под ним не оказалось ни плоти, ни мышц, ни даже кости. Только еще одна кожа. На ней были вытравлены знакомые символы. Колхидская клинопись.
Это была его кожа — кожа Бартусы Нарека.
Он дернул, и фальшивая плоть сошла целиком. В руках Нарека осталась жуткая маска из синтетической кожи. У жаровни стоял железный кувшин с водой, чтобы гасить пламя и поднимать пар. Он вымыл этой водой нож.
— Я знаю это лицо, — проговорил он теням, и следующее откровение не заставило себя ждать.
Каспиан Хехт существовал. Он был псайкером, который должен был силой и манипуляциями изменить разум Нарека, скрыть от всех, даже от его обладателя, кто он на самом деле. Нарек знал это, потому что это знал Хехт, а он был Хехтом — частично, во всяком случае.
Но что-то пошло не так. Каспиан Хехт погиб, хотя часть его выжила в голове Нарека.
— Я сын Слова. Я Нарек.
Звук клинка, вынимаемого из ножен, заставил его обернуться.
— Плохо, — сказал Рек’ор Ксафен, стоящий у входа в солиториум. — Потому что это значит, что мне придется тебя убить.
Нарек, все это время стоявший на коленях, встал, свободно держа нож.
— Только два воина на борту этого корабля способны победить меня в дуэли.
— Предатель и спесивец, — отозвался Ксафен, но скрывая отвращения при виде кусков маски, еще свисавших с кожи Нарека.
— Я просто устал, — ответил Нарек, действительно выглядящий усталым. — Знаешь, сколько людей хотят меня убить?
— Подозреваю, что немало.
Нарек кивнул:
— И будешь прав. Я предатель для тебя и пария для собственного легиона. Я узрел Его свет и в тот момент понял, что иду по ложному пути. Вот только я не знаю, по какому идти теперь.
Ксафен крутанул меч, разминая запястье.
— Пытаешься вызвать сочувствие? У меня ты его не найдешь. Ты проливал на черных песках кровь моих братьев.
— Нет, просто хочу, чтобы еще одна душа об этом знала. Даже сейчас, когда я говорю, все это кажется немыслимым.
— Само путешествие было немыслимо, с тех пор как мы покинули Макрагг. Ты причастен к этому? Может, ты, затаившись среди нас, как змей, отравлял наши умы, чтобы мы опять бросились в бурю?
Нарек поднял руки с видом искреннего раскаяния:
— Это преступление — единственное, в котором я не виновен. Твои Змии сами все сделали. Неужели ты так сильно уверен в неудаче? Где твоя вера в твой легион?
— Она умерла на черном, залитом кровью песке, когда ваши ножи глубоко погрузились в наши спины. Мы должны были умереть там. Я должен был там умереть, но мы выжили и с тех пор ползем вперед. И в этом заключается жесточайшая ирония: мы — мертвецы, везущие мертвого.
— Я не хочу тебя убивать. Не так давно, когда я был для тебя Каспианом Хехтом, мы сражались как союзники.
Ксафен сощурился и шагнул в солиториум, медленно загоняя Нарека в угол.
— Неважно, какую броню ты носишь, за чьей кожей прячешь свое истинное лицо. Ты остаешься собой, предатель.
— Ксафен, это глупо.
— Не произноси мое имя, словно мы братья. Обнажи свой меч. Я не буду убивать тебя исподтишка, как ты убивал моих братьев.
— Как скажешь, — сказал Нарек, хрустнув костяшками пальцев. — Но перед тем как мы начнем, тебе следует кое-что узнать.
— Что?
— Те два воина, которых я упоминал… Ты не из их числа.
Оба легионера встали в боевые стойки и уже собирались сойтись в поединке, когда взревела общая тревога. Солиториум наполнился воем сирен, а по воксу зазвучал голос Эсенци. Они вышли в реальное пространство, в зоне видимости Ноктюрна. Она обращалась ко всем боевым постам, сперва с сожалением передав новость о гибели Коло Адиссиана, а затем внушая экипажу решимость отомстить за него и достичь цели, ради которой они так много отдали, — вернуть Вулкана домой.
Услышав новости, Ксафен ошеломленно замер, ничего не понимая.
— Невозможно… — выдохнул он и на одно мгновение отвлекся, пытаясь осознать услышанное.
Нареку было бы достаточно и половины мгновения.
Он прыгнул вперед, парировал рефлекторный выпад Ксафена, отвел его в сторону и, приблизившись, ударил Ксафена в нос лбом.
Ксафен пошатнулся, рыча от злости, а Нарек, не упуская возможности, обхватил его голову и с силой ударил затылком о крепкую стену солиториума. Раздался хруст — либо кости, либо камня. Возможно, обоих. В любом случае Ксафен потерял сознание и рухнул на пол.
Нареку следовало действовать быстро. У Квора Галлека был один помощник, которого Нарек хорошо знал и который знал Нарека. Эсенци определила, что один из вражеских кораблей, атаковавших «Харибду», был «Монархией». Это означало присутствие Дегата. Дезертирство Нарека наверняка уязвило его извращенное чувство чести. Он придет за Нареком.
Он опустил взгляд на лежащего без сознания Саламандра.
— Похоже, ты поживешь еще немного, брат.
Глава 59
Сквозь строй
Пустота
Дегат сидел в десантном отсеке штурмового корабля и, не поднимая глаз, менял зубья на цепном мече.
Его воины располагались вокруг, из-за нулевой гравитации так же закованные в фиксаторы, примагнитившие ботинки к полу и дышащие через респираторные системы шлемов.
Сняв погнутый адамантиевый зуб, Дегат оставил его плыть по отсеку и быстро присоединил новый.
Достаточно острый, чтобы отрезать ему душу и отправить ее кричать в эфире.
Но злобные мысли не нашли отражения в его позе. Дегат двигался лишь тогда, когда это было необходимо, был похож на статую в минуты покоя и подобен машине в эффективности движений. Он предпочитал глубоко дышать через дыхательную маску под шлемом и смотрел, как внутренний хронометр отсчитывает минуты до перехвата.
Дегату больше не было дела ни до Саламандр, ни до приказов командира Гвардии Смерти. Да и кто такой этот барбарский дикарь, чтобы ему приказывать? Этой мысли было достаточно, чтобы на лице появилась легкая улыбка.