Юсупов и Распутин - читать онлайн книгу. Автор: Геннадий Седов cтр.№ 5

— Evviva! («Будем здоровы!» — ит.)

Мимо прохаживались, вихляя бедрами и кокетливо поглядывая, пахнувшие дешевыми духами красотки. Одна, чернокожая, в чем мать родила, села ему на колени, пощекотала за ухом, что-то произнесла, обернувшись к подругам — в ответ послышался заразительный смех.

Он пил глотками терпкое вино, мулатка целовала его необъятными губами. Все вокруг плыло, кружило, хороводило перед глазами — комната, настенные светящиеся бра, лица смеющихся девиц, зеленый крокодил на потолке. В какой-то момент среди мешанины лиц, звона посуды и женского смеха возникла и оказалась у стола знакомая фигура старика-учителя Адриана. Вскочившая с кресла хозяйка обняла его за плечи как старого знакомого.

Учитель, слегка покачиваясь, прокричал радостно:

— Феличе, дорогой, как я рад!

Последующее утонуло в туманном зазеркалье.

Проснулся на другой день в номере с неподъемной головой, сидевший в изголовье помятый Адриан поил его, присев в изголовье, каким-то шипучим напитком:

— Пей, пей, дорогой, полегчает…

Больше в гостинице один он не сидел. После полудня, когда спадала жара, они ходили с учителем по музеям и выставкам, отдыхали часок в своих номерах. Вечером приезжал в фиакре Серджио, с которым они подружились, и все трое отправлялись гульнуть в очередное злачное местечко.

Жизнь — праздник, веселье, радость! Дни ангела — твои, родителей, близких родственников. Званые вечера, приемы, прогулки в экипажах на взморье или на собственной паровой яхте по заливу, вечерние спектакли в домашнем театре. Веселые игры во дворе со сверстниками, объезд подаренного батюшкой к двенадцатилетию золотисто-буланого арабского скакуна, катания на коньках по льду замерзшей Невы.

Любимое, ожидаемое с нетерпеньем Рождество со Страстной и Пасхальной неделями. Службы в домашней часовне, пеший выход на Всенощную в Исаакиевский собор: до него рукой подать. Разговение, пир горой по возвращении: куличи в венчике из бумажных роз и обложенные крашеными яйцами, гуси, молочные поросята, фазаны, реки шампанского.

С родителями и братом они идут по окончании парадной трапезы в людскую, где потчуется за столом прислуга, христосуются с людьми.

Новый год! Наряжание елки в парадном зале, сияние стеклянных шаров и серебряного дождя, беготня, суматоха, смех! Вечером сияющий огнями дом наполняется гостями, дети приходят с большими баулами, чтобы можно было унести подарки. Хороводы с песнями вокруг лесной красавицы, пряталки по комнатам, смешные, неожиданные сюрпризы. Всех угощают горячим шоколадом с пирожными, ведут в игровой зал на «русские горки». На другой день — елка для прислуги с детьми: все одарены, счастливы, получили то, о чем мечтали — мудрая матушка за месяц до празднеств опросила и записала для поставщиков, что кому подарить.

Частые гости в доме государь с государыней. Прислуга бегает на цыпочках, разговаривает шепотом, а ему смешно: чего, спрашивается, переполошились? Для него царь — друг семьи. Приятный, улыбчивый, не задает нудных вопросов об учебе и прочей ерунде. Зашел как-то в спортивный зал, где они с Николенькой занимались под присмотром учителя лазанием по «шведской стенке» и канату, наблюдал какое-то время, а потом, расстегнув неожиданно мундир и разбежавшись, скакнул лихо через «козла».

Прислуживал за столом государю старый дворецкий Павел, не желавший никому уступить эту честь. Был стар, слаб глазами, часто проливал вино на скатерть. Деликатный монарх, заботясь о чистоте матушкиной скатерти, бережно поддерживал руку старика, когда тот наливал ему вино.

В памяти сохранились торжества по случаю его восшествия на престол. Родители взяли их с братом в Москву, они едут в собственной карете с гербом рода Юсуповых среди вереницы экипажей по Охотному ряду. Пестрит в глазах от сверкающих на солнце золототканых мундиров, орденов на груди военных, украшений на платьях и в волосах великосветских дам.

— Смотри, смотри! — хватает он то и дело за локоть брата.

Шумит запрудившая тротуары праздничная толпа, гремят военные оркестры, движутся нескончаемым потоком в сторону Кремля гвардейские части, казаки, представители подвластных России народов в пестрых одеяниях, чины Двора, царская охота со стремянными и ловчими в богатых ливреях. Царь — во главе процессии на красавце-коне, царица-мать и молодая царица — в запряженной четверкой золотой открытой карете.

После окончания коронации в их загородном имении Архангельское — толпы гостей, среди которых престолонаследник Румынии Фердинанд с супругой, ради которых батюшка выписал модный в Европе оркестр румынских цыган со знаменитым цимбалистом Стефанеско. Прибывают без конца, катят через ворота по центральной аллее раззолоченные кареты высаживая мужчин в военных мундирах и парадных костюмах, пышно одетых дам. Из Москвы телефонируют: через час-полтора в имение прибудет их императорское величие. Верхом, в сопровождении казачьего эскорта. Отец торопится к воротам, встречает сиятельного гостя. Государь в отличном настроении, говорит, что прокатился бы с удовольствием по лесу. Батюшке седлают коня, он едет впереди кавалькады, показывает дорогу.

В срединной зале для особых торжеств выходящей в парк накрывают столы, гремит с антресолей музыка. Вечером, после обеда, прогулок, любования с террасы зелеными лужайками, синеватой лесной дымкой на горизонте с предзакатным солнцем, публика заполняет ряды домашнего театра. Обещан «Фауст» Гуно с приглашенным хором «Ля Скала» и итальянскими оперными звездами: тенором Маццини и несравненной этуалью, меццо-сопрано госпожой Арнольдсон.

Проиграли знаменитую увертюру, пошел занавес, прошло «на бис» первое действие. За минуту до второго матушке в ложу прислали записку: госпожа Арнольдсон, исполнявшая партию Маргариты, петь отказывается — в сцене в саду декораторы поставили цветы, запаха которых она не выносит.

В считаные мгновения цветы заменяются кустами живой изгороди из сада, занавес взвивается, вышедший на авансцену студент Зибель поет глядя на зеленые ветки: «Расскажите вы ей, цветы мои!»

Поздний ужин на террасе с канделябрами на столиках. В синем небе оглушительно хлопает, рассыпается пурпурным хвостом первая ракета фейерверка.

— Бежим! — хватает он за руку Николеньку, с которым они смотрят на огненную феерию из окон свой спальни.

Наскоро одевшись, они бегут вниз по лестнице. Стоят, завороженные, у фонтана возле мраморных химер, на головы которых сыплется с небес золотой дождь.

На третий день празднеств случилось непонятное: родители с прибывшими родственниками о чем-то совещались, запершись в кабинете отца, гости спешно отъезжали, прислуга шепталась по углам о каком-то ужасном происшествии на Ходынском поле. Уже вернувшись в Петербург, из обрывков взрослых разговоров он узнал: на одной из московских окраин власти устроили в честь коронации нового монарха гулянье для простого люда с аттракционами и раздачей подарков. Место выбрали неудачно: на изрытый рвами и канавами пустырь устремились за дармовым подношением (полфунта колбасы, сайка, пряник, леденцы и орехи) сотни тысяч горожан. Давка была невероятная, люди пробовали вырваться наружу, спотыкались, падали — по их головам несся обезумевший человеческий вал.