Юсупов и Распутин - читать онлайн книгу. Автор: Геннадий Седов cтр.№ 40

Невероятно: у них тоже туго с деньгами! Смутно помнил когда-то, как выглядят кредитки, в жизни не носил с собой портмоне. Расписывался в ресторанах и магазинах на бланках счета — что там будет дальше с выплатами, его мало интересовало, по мелочам платил находившийся всегда под боком Иван. Денег было столько, что о них не думалось. А тут у Ирочки поутру озабоченное лицо: кухарка доложила, что хозяин мясной лавки, а следом еще и зеленщик в кредит давать отказываются, что задолжали за месяц комнатной прислуге и что пора запастись углем и дровами к предстоящей зиме.

— Углем и дровами? — рассеянно переспрашивает он, цепляя вилкой кусочек омлета с беконом с тарелки.

— Углем и дровами, мой друг. Ими, если помнишь, топят камины и печи.

«Эх-хе-хе»…

Они разбирают у него в кабинете бумаги. Счета, накладные, расписки — черт ногу сломит. Дебет, кредит, приход, расход. Ни копейки не приходит, да и откуда, спрашивается? Все к чертовой матери уходит — сплошной расход, что-то надо опять нести на продажу.

Торговать фамильными драгоценностями вовсе не простое дело, ювелиры точно сговорились: он приносит жемчуг — просят бриллианты, несет бриллианты, хотят рубины и изумруды. Осатанели, нет слов! Настала, к сожалению, пора для бриллиантовых серег Марии-Антуанетты, с которыми так не хотела расставаться жена: нашлась богатая американка, вручила на приемлемую сумму чек. Ехали в банк, чтобы получить деньги и попрощаться — покупательнице взбрело в голову завернуть к знакомому ювелиру. Вышла из машины, долго не возвращалась, он стал беспокоиться, и не зря: американка вышла с натянутой физиономией, попросила чек обратно: ювелир, оказывается, сказал, что серьги великолепны и цена приемлемая, есть только щекотливое обстоятельство: первую хозяйку бриллиантов, как известно, обезглавили, стало быть, вещь несчастливая. Хоть стой, хоть падай.

Дело шло к тому, что надо было собираться в дорогу. Основной свой капитал они хранили в Лондоне — остатки спасенных бриллиантов в сейфах Barclays Bank и два рембрандтовских полотна на найтсбриджской квартире. Рембрандта он долгое время мечтал сохранить, оставить в наследство дочери — не получалось, увы: жизнь диктовала свои суровые правила: по одежке протягивай ножки.

Часть бриллиантов по приезде в Лондон ему удалось продать, с рембрандтовскими шедеврами возникли сложности. Один из друзей свел его с богачом и собирателем произведений живописи американцем Джо Виденером. Тот посмотрел картины, сказал, что готов купить, но считает запрошенную цену в двести тысяч футов чрезмерной.

— Готов предложить половину.

Спорили, рядились. Пришли, в результате, к компромиссу. Он получает от Виденера в течение одного месяца со дня подписания договора сто тысяч фунтов за два портрета с правом выкупить их за ту же сумму до первого января двадцать четвертого года. Неплохо: и деньги приличные, и, главное, надежда, что сокровища можно вернуть при благоприятном стечении обстоятельств снова в семью.

Все шло без проволочек: подписаны необходимые бумаги, подняты бокалы за совершенную сделку, Виденер, подтвердив накануне, что деньги по прибытии его в Филадельфию будут незамедлительно высланы, отбыл в Соединенные Штаты, он, окрыленный, дал шутливую телеграмму жене: «Все в порядке, топи спокойно камины». Отправился по знакомым, позвонил Аннушке Павловой, пригласил ее с мужем в ресторан. Все шло замечательно, пока, проснувшись в один из дней после доброй попойки с бывшими сокурсниками по Оксфорду, не увидел телеграмму со штемпелем «США». Развернув, прочел: Виденер заплатит оговоренную сумму только после того, как он подпишет еще один договор, в котором обязуется в случае выкупа назад своих полотен не продавать их никому в течение десяти лет.

Что за ересь! В расчете на получение денег он спокойно подписывал направо и налево чеки, расплачивался с кредиторами — за глотку взял, негодяй!

Кинулся к известному лондонскому адвокату, мэтру Баркеру, тот заверил, что первый договор в силе и он сохраняет за собой право получить в свое распоряжение полотна, если сможет выкупить их до истечения положенного срока. Что касается требования Виденера… Разумней всего принять его условия. А то пойдет судебная чехарда, слушания сторон, запросы, аргументы, контраргументы, уточнения формулировок.

— А пить-есть надо каждый день, не правда ли, граф? Подпишите бумагу и успокойтесь.

Подписал, что будешь делать! Не удержался, однако, приложил к посылаемому договору записку: «Несчастная страна моя потрясена небывалой катастрофой. Тысячи моих сограждан умирают с голоду. Поэтому вынужден подписать предложенный договор. Прошу Вас перечесть его и буду крайне признателен, если Вы сочтете возможным пересмотреть некоторые формулировки. Документ мной подписан. Теперь вся надежда на Вашу добрую волю. Взываю к совести Вашей и чувству справедливости».

На вопль его души Виденер не ответил. Больше того: подал апелляцию в нью-йоркский суд с требованием ужесточить условия сделки. Давал интервью в газеты, называл его спекулянтом. Баркер прислал телеграмму: «Уверен, что если до истечения срока вы наберете деньги на выкуп картин, Виденер не вправе будет отказать: любой суд решит дело в вашу пользу».

Нашлись в решающий момент деньги: ему посчастливилось встретить давнего знакомого по лондонским похождениям, нефтяного магната Гульбен-хана, которому он поведал о своих невзгодах. Тот не задумываясь предложил ссуду: двести тысяч долларов через банк. Не взял расписки, просил в случае успеха картины не продавать, а если продавать, то только ему.

Фортуна повернулась в его сторону, он телеграфировал своим нью-йоркским адвокатам, что намерен присутствовать на заседании суда лично. Погожим ноябрьским днем 1923 года они отчалили с женой от гаврской пристани на борту парохода «Беренгария» и спустя четверо суток были в Нью-Йорке.

Заваленный снегом, забитый толпами людей, чадящими вереницами машин, устремленными в бесцветное небо небоскребами многомиллионный город. Ритм сумасшедший: ньюйоркцы спешат делать money.

Первая новость, которую они узнали, проснувшись поутру в отеле, из свежих газет: в Америку прикатил из Европы русский убийца-князь, собирающийся продавать сокровища, украденные у царской семьи. Фамилию жестоко переврали, Иру назвали Ирадией.

В столичном высшем свете, впрочем, они нарасхват. Приняты с сердечной теплотой супругой миллиардера госпожой В.К. Вандербильт, следом пышный прием, устроенный отцами города. Богатый дом, они поднимаются, сопровождаемые толпой репортеров и вспышками магния, по беломраморной лестнице, наверху улыбающаяся хозяйка, мажордом в блестящей ливрее оповещает громовым голосом: «Князь и княгиня Распутины!» Ира едва не упала в обморок, о «чете Распутиных» поведали газеты — хохотал весь Нью-Йорк. Приглашения сыпались со всех сторон, чтобы прочитывать почту, пришлось нанять на время секретаря.

А дела с продажей привезенных драгоценностей между тем не продвигались ни на шаг. Большую часть вещей конфисковала во время досмотра нью-йоркская морская таможня, необходимая в подобных случаях экспертиза затягивалась, деньги таяли, дорогой отель стал не по карману, они уволили почтового секретаря, нашли по совету знакомых недорогую квартирку, куда тотчас и переехали.