– Твой друг хочет плохо со мной поступить. Защити меня.
Нет, я все же не потеряла способности удивляться. Ну а вы бы не удивились, увидев, как бородатый грязный рейдер торопливо кивает в ответ на слова Тины и, улыбаясь, будто слюнявый идиот, направляется к калитке, не обращая внимания ни на меня, ни на пистолет в моей руке.
– Лиска, не стреляй! – умоляюще произнесла Тина.
Да я и не думала. От всего происходящего пребывала в состоянии легкого ошеломления, но это не мешало мне помнить, что патрон в пистолете всего один, а рейдеров двое, и к тому же где-то поблизости околачивается зараженный.
А еще я неважно стреляю из такого оружия.
Та еще ситуация…
Первый преследователь оплошал, не сразу понял, что мы свернули на улицу. Но сейчас эту ошибку исправил и, перебравшись через забор, мчался в нашу сторону вдоль стены все того же дома. Второй, встав в калитке, нагнулся, взвел арбалет, вскинул его к плечу, быстро прицелился и выстрелил.
В своего приятеля.
Тот, вскрикнув, выругался словами, из которых я и половины не поняла, а потом бабахнуло его ружье, дробь или картечь хлестанули по забору правее арбалетчика. Я, помня про два ствола, отшатнулась, чтобы не оставаться на одной линии с обезумевшим рейдером. Тот как раз пригибался, чтобы еще раз перезарядить свое оружие.
Второй выстрел попал в цель. Тело мужчины дернулось, он, не распрямляясь, завалился на спину, разбрызгивая кровь из головы и шеи.
– Вот же сука! – заорал убийца, с лязгом переламывая ружье.
– Лиска, пусть подойдет ближе ко мне! – громко прошипела Тинка, с деловито-сосредоточенным видом разворачиваясь к новой цели.
Не понимаю, что она сотворила с арбалетчиком, зато прекрасно понимаю, что то же самое сейчас грозит последнему преследователю. Вот только он смотрит на нас как-то очень уж мрачно и перезаряжает ружье с таким видом, будто собирается стрелять и дальше, не сходя с места.
Может, его сильно взбесила стрела, торчащая в боку, а может, смущает пистолет в моей руке, но я не верю, что у Тины выгорит ее номер второй раз, по глазам видно, что этот подходить даже не думает.
Похоже, он понимает суть произошедшего с его товарищем куда лучше, чем я.
– Кто из вас, мокрощелок вонючих, это сделал?! – рявкнул рейдер, вскидывая ружье.
Ответить мы не успели, да я и не представляю, как полагается отвечать на такой вопрос – этому нас не учили. За спиной целящегося в нас мужчины раздвинулись ветви, и оттуда вылетело стремительное тело. В прыжке оно взмахнуло лапами, подмяло рейдера под себя, заставило покатиться по земле в обнимку, под непрерывными ударами увенчанных когтями лап.
Парочка остановилась через несколько шагов, и я во всей красе увидела зараженного, придавившего окровавленную, подвывающую от боли и ужаса добычу.
Yellow-три или около того – очень даже серьезная тварь. Пропавший из виду зараженный решил появиться именно в этот непростой момент и, как это у них принято, первой целью выбрал самого шумного человека – рейдер слишком много кричит и к тому же громко стрелял.
Не самый развитый лотерейщик, бывают куда хуже, но напал удачно, покалеченному уже не спастись. Это, конечно, прекрасно, но радость портит осознание неприятного факта – на содеянном мертвяк не остановится. Он уже успел дорасти до той стадии, где теряется значительная часть человеческих черт, у него теперь гипертрофированные челюсти, вооруженные новыми зубами, крепкие когти, уменьшенный мозг, защищенный преобразившейся костной тканью, уязвимая грудина неплохо прикрыта спереди прочным костно-кожаным щитом, да и сзади до нее непросто добраться.
Его и мертвяком уже нельзя назвать, это биологическое устройство для убийства. Сейчас оно покончит с рейдером и примется за нас, это создание неспособно остановиться, если поблизости осталась живая добыча.
Все это обдумываю уже на ходу. Я плохо обращаюсь с пистолетами, у меня всего один патрон, а цель прилично защищена от слабых пуль. Вижу лишь один реальный шанс эффективно разобраться с проблемой, но для этого мне нужно подойти как можно ближе, иначе велик риск промаха.
Зараженный, оправдывая мои ожидания, заурчав, склонился над добычей. Он на совесть изодрал рейдера когтями, но твари куда интереснее намочить кровью клыки, ей трудно удерживаться от такого искушения. Этот экземпляр еще слишком глуп и счел, что пара девочек не представляет угрозы, их можно смело держать за спиной, пусть постоят в ожидании своей очереди или даже убегают, все равно далеко уйти не успеют.
Вот только я не стояла. Приблизившись на десяток шагов, присела на колено с такой прытью, что больно стукнулась им об усыпанную щебнем землю. Уперлась локтем о второе, перехватила левой рукой правое запястье, прицелилась и точно выпустила пулю туда, куда задумала, – в споровый мешок.
Ну вот и все – патронов у меня больше нет.
Глава 11
Первые трофеи
Тина, осторожно приблизившись к зараженному, неподвижно лежащему на окровавленной жертве, легонько ткнула в поджатую уродливую лапу лезвием непонятно откуда взявшейся грязной лопаты и завороженно произнесла:
– Ли, да ты ему споровый мешок разнесла! Обалдеть!
Я так и сидела на ноющем колене, пребывая в состоянии шока от только что совершенного великого подвига, но постаралась ответить как можно небрежнее:
– Не разнесла, там всего-то маленькая дырочка.
– Не такая уж маленькая. И вообще-то их две – в одну пуля влетела, а в другую вылетела. Но даже если маленькая, какая разница? Их можно и булавкой убить, если повредишь споровый мешок.
– Булавкой – вряд ли, – усомнилась я и поежилась, вспомнив еще одного лотерейщика, от которого несколько дней назад улепетывала во всю прыть.
Удивительно, но ситуации сходятся и в другом: тоже было больно, только этому виной не острый щебень под опорной ногой, а впивающиеся в подошвы осколки от мин; и тоже осталась с одним патроном. Вот только мертвяк споровый мешок подставлять не стал, пришлось стрелять ему в колено.
– Но любой пулей – точно можно убить. Даже самой маленькой можно.
– Тина, уходим отсюда.
– Ты чего?
– Здесь стреляли, это слышно далеко. Давай через улицу в тот сарай заберемся и там посидим, послушаем. Опасно тут торчать, мало ли кто на шум прибежит.
Это ко мне вернулась способность мыслить здраво, что для человека в состоянии начальной стадии спорового голодания, осложненного безобразно затянувшимся стрессом, – почти рекордное достижение.
В ветхом сарае было грязно и попахивало чем-то непонятным и явно нехорошим. К тому же тесно и неудобно, даже присесть негде, но рисковать с поисками другого укрытия – глупо. Мы замерли у стены, поглядывая через щели. Время бежало, но ничего не происходило, если не считать того, что я мысленно обзывала себя разными нехорошими словами.