Молчанов перелистывал книгу Ричарда Патела «Вселенная здесь и сейчас», написанную много лет назад. Книгу принесшую ему первую известность, деньги и славу. Она стала новой библией для приверженцев идей науки, как единственной движущей силы в мире. Человечеству в книге отводилось место звездной пыли, крохотному кирпичику в фундаменте вселенной. А если кирпичик вдруг треснет или окажется неправильной формы, он должен быть стерт обратно в порошок во имя сохранения бытия вселенной. Молчанов и раньше читал эту книгу, но сейчас он будто впервые понимал, что написано в ней.
Буквы сливались, он то и дело погружался в дрему. Вот он уже катил на велосипеде по межзвездному пространству. Вокруг летели кометы, их ледяной хвост холодил ему кожу. Молчанов мчался по невидимой дороге, задрав голову и крича в пустоту. Навстречу летел громадный красный шар. Они столкнулись, но Молчанов не погиб. Теперь он колесил по песчаным марсианским дюнам. Над головой бороздилось небо с желтоватым отливом. Впереди возвышалась гигантская ракушка с разломом в центре, окруженная опавшими от древних извержений склонами. Купол Юпитера. Земля под колесами задрожала, велосипед тонул в бурлящем песчаном море. Вулкан проснулся, столбы пыли и камней взлетели в небо. Времени у Молчанова в обрез, каждая секунда может стать последней. Он бросил увязший велосипед и побежал. Земля уходила из-под ног. Он тонул в песке, выбирался и снова тонул. В конце концов, обессилев, он полз. Он должен спасти их, именно для этого он прилетел… В пещере темно. Продвигаясь на ощупь, он наткнулся на горы костей. Вулкан громыхал, камни сыпались с потолка и разбивали кости в пыль. Все, кто жил здесь давно умерли. Он опоздал.
Молчанов открыл глаза. Его трясло от холода. Стекла иллюминаторов покрылись тонкой наледью. Молчанов приложил ладонь к стеклу, затем убрал. Мокрый пятипалый контур медленно растекался. Ему вновь померещилось чье-то присутствие. Он обернулся. Никого. Атмосферный датчик сигналил о повышении углекислоты в воздухе. Его мозг всего лишь реагирует на кислородное голодание. Он приложил к лицу маску и сделал несколько глубоких вдохов. Стало легче.
Молчанов полетел в реакторный модуль. Он не был здесь с тех пор как вытаскивал оттуда полуживую Наку. Дверь была открыта, внутри горел свет, звучал металлический звук.
— Я опять пропустил тренировку? — спросил Покровский, увидев его.
— В этот раз нет.
В модуле было дымно, отовсюду торчали голые трубки, оголенные провода, летали запчасти от мала до велика, а в центре всего этого хауса вниз головой парил Покровский и ковырялся отверткой в каком-то громадном приборе. Волосы торчали рожками в разные стороны.
— Не спиться? — спросил Покровский. — Или ты по делу? Говори уже, не тяни. Вижу же — маешься.
— Хочу извиниться, — произнес Молчанов. — За то, что… Ну ты понимаешь.
— Ты про взбесившийся манипулятор? — Покровский усмехнулся.
— Про него.
Покровский шутливо погрозил отверткой.
— Кто ж знал, что ты удумаешь шланги пилить и компьютер глюкнет. Конструкторы же автономную диагностику заложили только для капремонта, и уж точно отдельно от площадки. Для этого и аккумуляторы установили. Одно слово — японцы. Не для русских вся эта техника. — Покровский рассмеялся, изобразив в воздухе как отпиливает невидимый шланг. — Вот хитрюги узкоглазые, даже в инструкции об этом не упомянули.
— Доктор Пател чуть не погиб.
— Этот научник только с виду такой хилый. Притворяется, точно тебе говорю.
Покровский вытащил из прибора нечто похожее на стальную буханку хлеба и отбросил в сторону. Та пролетела несколько метров и прицепилась к стене точно в специальный держатель.
— А знаешь, мне даже льстит, что ты решил, будто я хочу тебя прикончить. Я прям как герой фильма. Ну знаешь эти старые картины. Один член экипажа сходит с ума, выпрыгивает на жертву из вентиляционной шахты, и протыкает огромным ножом. Потом поднимает над собой, и кричит медвежьим голосом. Эх, в мое время такие фильмы были популярны. Так что спасибо тебе за ностальгию.
Молчанов улыбнулся из вежливости. Покровский приблизился к нему с острой отверткой в руке. На какой-то миг он замер, а Молчанову показалось, что Покровский сейчас воткнет ее ему в живот. Вместо этого Покровский развернул отвертку острием к себе и протянул Молчанову. Они работали и болтали на отвлеченные темы и впервые Молчанову показалось, что нет вокруг бесконечной темноты. И они не на грани гибели.
— Границы остались на Земле, — отвечал Молчанов на длинный монолог Покровского о нациях и важности их сохранения.
— Границы в головах при рождении закладываются, — парировал Покровский. — Только так нации выживают, мой друг.
— И начинаются войны.
— Войны будут всегда. Пока есть те, кто готов умирать по чужому приказу, — Покровский отдал честь невидимому командиру.
Молчанов кивнул и протянул Покровскому собранный прибор.
— Все вроде крепко, — ответил Покровский, повертев его.
— Можно вопрос? — спросил Молчанов.
Покровский кивнул, не раздумывая.
— Почему ты не обнародовал записи перемещений?
— Из-за того, что ты проголосовал за себя? — переспросил Покровский. Молчанов кивнул. — Ты так и не понял ничего, летописец. Я здесь чтобы обеспечить безопасность миссии. Не больше и не меньше.
Они помолчали.
— Ты умнее чем я думал, летописец. И да, я знаю, что тебе не нравиться это прозвище. У меня тоже есть слабости.
Покровский и Молчанов собрали новую «буханку». Покровский поставил ее на место предыдущей и привинтил крышку. Когда он закончил то потянулся и сделал несколько кувырков назад. Осмотрев реактор, он развел руки в стороны и произнес:
— Ну что ж — шах.
Молчанов приблизился.
— В шахматах все в руках игрока до последнего хода.
— Тогда может док прав? — спросил Покровский. — Нам нужна дамка.
Через два дня командир Стивенсон принял решение запустить реактор. Он сообщил об этом на вечернем сборе. ЦУП поддержал. Покровский отправился в реакторный готовить ручной запуск. Молчанов решил остаться с Накой.
«Перед запуском отключаться все системы», — пояснял Покровский по рации. — «Нужно будет перераспределить энергию. Если услышите толчок и загорится свет, считайте, что нам удалось. Если толчок будет слишком сильный, а свет яркий, как утреннее солнце, ну что ж, не переживайте. Вы даже не успеете ничего понять».
Командир Стивенсон пожелал удачи экипажу. Он был как всегда сдержан и не сказал ни одного лишнего слова.
Корабль погрузился в тяжелую тишину.
Молчанов закрыл глаза и сжал руку Наки. Почему-то он вспомнил о карцикулах, которые остались в лаборатории. Ему стало невыносимо жалко погибшие экземпляры. В любом случае, лучше уж его жизнь. Нужно думать о себе, а об этом он вспоминал последнее время все реже. Слишком много осталось нерешенных дел, слишком много…