Любовь гика - читать онлайн книгу. Автор: Кэтрин Данн cтр.№ 61

Арти об этом не говорил, но я понимала, что ее речи много для него значат. Я была в полной растерянности. Почему он так радуется из-за какой-то дурацкой Альмы? Арти никогда не бывает таким счастливым после визитов своих скоротечных ночных подружек, во всяком случае, следующим утром, когда я приношу ему завтрак. Он стал работать еще упорнее, больше читать, его тошнило перед каждым выступлением, и часто он сам вызывал у себя рвоту. «Чтобы в голове прояснилось», – пояснял Арти. Каждое утро он проводил два-три часа в мастерской у Макгарка, они что-то планировали, обсуждали, экспериментировали со светом и звуком. Но никогда прежде я не видела, чтобы он улыбался так, как улыбался в тот период: мягкой, открытой улыбкой, без язвительной усмешки в глазах.

Альма начала проповедовать, когда мы прибыли в Мичиган. К тому времени у нее остались лишь половинки конечностей. Ноги были отрезаны по колено, руки – по локоть. Выглядела она лучше. Огромный живот никуда не делся, но она уже несколько месяцев сидела на вегетарианской витаминной диете, составленной доктором Филлис. Землистая кожа обрела хоть какой-то цвет, и число подбородков уменьшилось. Черты лица проступили заметнее, а тонкие жиденькие волосенки хоть и не сделались гуще, но уже не наводили на мысль о стремительном облысении. Альма повеселела, но ее жизнерадостность оказалась не менее раздражающей, чем былое жалобное нытье. Впрочем, разница все же имелась. Если плаксивая Альма вызывала гадливое отвращение, то веселая, довольная собой Альма была отвратительно гадкой.

– А с чего бы ей быть недовольной собой, этой ленивой колоде? – ворчала Лил. – Лежит, плюет в потолок, ее кормят с ложечки и всячески обихаживают. Когда моему Цыпе играть? Мальчику его возраста надо дурачиться и шалить, а не волноваться о том, хорошо ли этот пузырь кушает свою зеленую кашку, и не изводить себя страхом, что бедной тетеньке может быть чуточку больно! У всех остальных моих деток было время на игры, хотя они трудятся с малых лет.

С Альмой я не общалась. Насколько я помню, мы с ней не перемолвились ни словом после самого первого раза, в шатре Арти. Но я за ней наблюдала. К чести обеих надо сказать, что Альма до смерти боялась докторшу и не могла выдавить из себя ничего, кроме «да, мэм» или «нет, мэм», когда добрая Филлис находилась рядом. Цыпу Альма боготворила. Но он был ее обезболивающим, и я думала, что ее любовь к Цыпе стоила столько же, сколько любовь наркомана к наркотикам.

Проповеднический пыл Альмы вспыхнул и разгорелся в маленьких фабричных городках Мичигана. Перед началом представлений Арти рыжие выкатывали ее на сцену в инвалидной коляске и ставили рядом с аквариумом. Тонкий, писклявый голосок Альмы лился в крошечный микрофон, закрепленный в петлице ее белого халата, и прежде чем вывести звук в динамики, Макгарк слегка менял тембр.

– Меня зовут Альма Уизерспун, – говорила она, – я хочу рассказать вам о том, какое чудо со мной произошло…

Ее грудь клокотала мышиным писком, обрубки рук мелькали в белом свете прожекторов, в огромном зеленом аквариуме на темной сцене журчала вода. Как ни странно, это работало. Когда Арти врывался в аквариум в струе пузырьков, бьющей из дна, зрители были уже готовы открыться ему навстречу. В зале всегда находились те, чьи сердца отзывались на пылкие речи Альмы. Истуканы с остекленевшим взглядом. Котлы, кипевшие тайной болью. Они ждали так долго и наконец обрели путеводную нить.

Вот с чего все началось. Именно Альма Уизерспун, «подруга по переписке», основала культ поклонников Артуро, который впоследствии стал известен как артуризм, или артурианство.

Поначалу новообращенных было немного, но Альма взялась за дело с таким напором, апломбом и пылом, что мне хотелось ее прибить.

Перед Арти она преклонялась, угодничала и стелилась, мол, «я готова целовать землю, по которой тащились твои благословенные яйца». Но среди обращенных она царила как верховная жрица, пророчица, альфа-самка. Она создала концепцию «Артурее тебя», этакое состязание в благочестии во имя Артуро. Она отдавала приказы, поучала и наставляла. Рыжие, которым приходилось обслуживать ее и катать в инвалидной коляске – точной копии коляски Арти, ее ненавидели. Но очень скоро число «допущенных» выросло, и у Альмы появился свой собственный штат обслуги. Рыжие с облегчением вздохнули и вернулись к воздушным шарам, попкорну и продаже билетов.

Разумеется, всем командовал Арти. Хотя он не «ходил в народ» и появлялся на публике лишь во время своих представлений, он был в курсе всего. Скорее всего, Арти это все и придумал. Альма являлась лишь исполнительницей его воли. Он отдавал ей приказы по интеркому.

Она сидела в отведенном ей кабинете, с упоением щебетала в микрофон и почтительно выслушивала ответы. Ее методы передачи приказов нижестоящим инстанциям мало чем отличались от методов мелкотравчатого начальства, лопающегося от осознания собственной важности.

Альма обустроила артуризм по принципу передвижной клиники похудения для тучных монахинь. Хотя она сама «обрела» Арти на безвозмездной основе, всем, кто пришел следом за ней, приходилось выплачивать вступительный взнос, который Альма называла добровольным подношением. Как заметил Арти в частной беседе, они отдавали все, что было у них за душой, а если этого не хватало, их отправляли домой и рекомендовали проколоть уши или сделать обрезание и посмотреть, как это скажется на их дальнейшей судьбе.

Число поклонников Арти – или «допущенных», как называла их Альма и настойчиво требовала, чтобы их только так и называли, – росло с каждым днем. Они сопровождали наш караван на своих собственных машинах и трейлерах. Все начиналось с полдюжины человек, бродивших по лагерю с белыми бинтовыми повязками на руках или ногах с отрезанными пальцами, а потом вдруг оказалось, что за нами таскается целая толпа оголтелых приверженцев. Через три года за цирковым караваном тянулся хвост из посторонних автомобилей длиной в несколько сотен миль.

Папа нанял еще больше охранников и установил сигнализацию в нашем семейном фургоне и в фургоне Арти. Прежний шатер Арти уже не вмещал всех желающих, и папа купил ему новый, гигантский. Такого огромного циркового шатра никто из нас в жизни не видел. Я думала, что таких вообще не существует.

Доктор Филлис обзавелась новым операционным фургоном с собственным генератором электричества. Два больших трейлера отвели под лазарет для тех, кто восстанавливался после операций. Цыпа пропадал в лазарете с утра до вечера. Он похудел. Он засыпал прямо за ужином, за столом, чуть ли не каждый вечер.

– Когда он играет? – вопрошала Лил, растерянно глядя в пространство.

Папа поговорил с Арти, и тот передал его слова доктору Филлис. Она была недовольна, но теперь Цыпе выделили два часа в день: час после завтрака и час до ужина, – чтобы он играл и мама видела, как он играет. Утром Лил читала ему сказки. За час до ужина Цыпа возвращался в семейный фургон и послушно возил по полу игрушечные машинки, изображая голосом рев мотора, чтобы мама, готовившая еду, могла его слышать.

Установив иерархическую цепочку и подготовив себе помощников из двух дюжин неофитов, пока лишившихся только пальцев на руках или ногах, Альма снова легла под нож, чтобы ей отрезали левую руку уже по плечо. Лежа в реабилитационной палате на койке, отгороженной от остальных белыми ширмами, она часами мурлыкала что-то себе под нос. Ее голос стал слабым и ломким, и она больше не выступала с проповедями.