— Ладно, — успокоились рабы Стратокла, — поглядим, что он сейчас будет делать, — и в ожидании уставились на Андрея.
Тотчас доложили Максимилле о приходе блаженного апостола, и она радостно вскочила с места и бросилась к Стратоклу:
— Иди же погляди, как исцелится твой любимец!
Ободрённый, пошёл он к Алкману и, увидев, что тот окружён огромной толпой, сочинил по этому поводу гексаметр:
Зрелищем стал ты, Алкман, в Ахейские Патры приидя!
Андрей же, завидев Максимиллу, сказал ей ласково:
— Вот, чадо моё, самое чудесное и удивительное — взирать на то, как от страшного смятения и глубокого заблуждения обращаются к вере в Бога. Отрадно мне видеть, как излечиваются все те страдания, с коими уже смирились в отчаянии. Смотри же — это и происходит сейчас: стоят приглашённые Стратоклом знахари и колдуны, бессильные перед недугом Алкмана. А знаешь, почему не смогли они изгнать беса из несчастного раба? Потому что сами они охвачены бесами! Знайте же это, люди: ваши чародеи — сущие шарлатаны.
Все стоявшие вокруг подивились словам Андрея, а он продолжил такой молитвой:
Боже, злым колдунам не внемлющий;
Боже, обманщиков не приемлющий;
Боже, чуждых молитв избегающий;
Боже, рабов Своих верных слышащий;
Боже, Своих всегда одаряющий, —
Ныне исполни моё Ты прошение:
Беса сего из раба Стратоклова
Перед народом патрским выгони,
С чем не управились беса сородичи!
И пропищал тогда бес голосом Алкмана:
— Бегу я, бегу отсюда вон, раб Божий Андрей, и не только из этого миловидного юноши бегу, но и совсем из города. Где ты поселился, там нам уж нечего делать!
— Мало мне того, чтоб ты один этот город покинул! — прикрикнул на него Андрей. — Где ступала нога моих братьев-апо-столов, там тоже не смей появляться.
Ничего не ответив, вылетел бес из Алкмана, и тот, схватившись за руку святого апостола, твёрдо встал на ноги и пошёл.
К нему сполна вернулся его разум и членораздельная речь, но что с ним было всё это время, он не помнил, потому и спросил своего господина:
— Отчего здесь столько народу?
— Лучше тебе, милый мой, того не знать, — ответил ему тот. — Довольно с нас и того, что мы только что увидели.
Тут Максимилла взяла за руки Андрея и Стратокла и повела их в свой покой, последовали за ними и прочие ученики. Сев вокруг Андрея, все с замиранием сердца устремили на него свои взоры, дабы он сказал им что-нибудь. Максимилла, по правде говоря, уверовав сама, желала и Стратокла привести к вере и для этого старалась разговорить апостола, ведь смятённый юноша находился пока под сильным влиянием брата, а тот погряз в богохульстве и презрении ко всему вышнему.
— О дитя моё Стратокл! — начал Андрей. — Прекрасно я вижу, как приведён ты весь в движение из-за всего произошедшего. Знаю я и то, что должен вывести на свет нового человека, покоящегося пока в тебе. Уже само то, что ты в полном недоумении размышляешь о случившемся — как, мол, такое могло быть, — важнейший признак того, что душа твоя пришла в смятение. Признаться, меня радует твоё недоумение, радуют твои сомнения, мне приятно твоё изумление. Разрешись же чадом, которое носишь! К чему предаваться одним лишь родовым мукам! Знай, что не новичок я, подобно твоим эллинским философам, в искусстве не только повивальном, но и прорицальном. Рождаешь ты то, что мне любо; молчишь о том, что я говорю; а что у тебя сейчас внутри — я воспитаю. Ведь знаю я, кто молчит, и знаю, кто молча желает истины. Уже говорит со мною неслышно твой новый человек; уже видно мне всё то, что терпел он много лет: стыдится он своей прежней веры, горюет о своей прежней жизни, пустыми считает все свои прежние убеждения, недоумевая при этом, какова же настоящая вера, и смело порицает своих прежних пустых богов, и страдает, сделавшись ради учения неугомонным скитальцем, рабом своих привязанностей ко всему внешнему. Что теперь его прежняя философия? Теперь он понял, что она напрасна, видит, что она пуста и низменна! Теперь он знает, что не сулит она его душе никакой пользы. Так что же? Не это ли говорит, о Стратокл, тот человек, который уже выходит из тебя?
— О-о-о… — простонал Стратокл. — О прозорливейший человек! Воистину ты вестник Бога Живого. Теперь уж точно не отступлю я от тебя, пока не познаю самого себя, пока не смогу презреть всё то, в чём ты обличил меня, — всё, в чём напрасно проводил я доселе время.
Ни днём ни ночью не покидал с тех пор Стратокл Андрея, всё спрашивал и спрашивал его, а получая ответы, успокаивался, наслаждался молча спасительными речами апостола. Отказался он от пирушек с друзьями, но всегда стремился остаться наедине с Андреем, потому что стеснялся беседовать с ним в присутствии кого бы то ни было. Он выжидал время, когда ученики Андрея или занимались своими делами, или спали, и не давал тогда заснуть апостолу своими расспросами, и радовался вновь и вновь его словам. Но однажды сказал ему Андрей:
— Не стоит таить ото всех свои вопросы, о Стратокл. Двойную пользу ты получишь, если поведаешь нашим братьям свои муки, а я буду отвечать тебе при них. Так вернее утвердится в тебе то, чего желаешь ты и ищешь. Это как женщина, которая рожает, — настигают её муки, и некая сила вытесняет её плод наружу. Смотри: все женщины, которые ходят к нам, прекрасно знают о том, для них это совершенно очевидно и вовсе никакая не тайна. Пойми: новорождённый прокричит лишь после того, как накричится его мать. А после родов берутся за младенца повитухи и помогают ему всем необходимым: на то они и посвящены в повивальное искусство. Помни, что и я в нём сведущ. Так и тебе, дитя моё Стратокл, не нужно стесняться выставлять на всеобщее обозрение то, что зачато в тебе. Не отказывайся от помощи своих мамок и нянек — пусть помогают, пусть и они подают тебе добрые советы, спасительные слова, в которых ты так нуждаешься.
В таких беседах Стратокл блаженно проводил время, укрепляясь столь понятными и близкими ему словами, и стяжал твёрдую душу и прочную и непоколебимую веру в Господа. И больше всех радовались этому Максимилла и Ифидама. Исцелённый Алкман также не отступал более от веры. Ликуя беспрестанно, утверждаясь ежечасно во Христе, благодарные Стратокл и Максимилла, Ифидама и Алкман вместе со многими другими братьями сподобились наконец печати Господней — крестил их блаженный Андрей во имя Отца и Сына и Святого Духа, а по совершении таинства наставил их такой речью:
— Чада мои возлюбленные, сохраните на себе сей знак не запятнанным иными печатями — и похвалит вас Бог и примет к Себе. Сей образ ясно проявится в ваших душах, когда освободятся они от тел, — и тогда силы мучения, власти зла, ужасные правители, огненные ангелы, мерзостные бесы и прочие скверные сущности, чуждые печати света, не вынесут того, что вы их оставили, и побегут прочь от вас, и погрузятся в соприродный им мрак и огонь, и уничтожат себя в столь страшных муках, что и представить себе невозможно. Но если замараете вы сияние ниспосланного вам дара, то втянут они вас в свой хоровод и поглумятся над вами, хохоча и приплясывая. Каждая из этих вражеских сил будет требовать своего, словно некий обманщик и насильник, и тогда нисколько не поможет вам призыв к Богу вашей печати, которую вы осквернили, отступив от Него.