А. Раскин
Картина Ю. И. Пименова: комната на даче Пименовых в Песках.
[Про «Эренбурга повесть» («Оттепель», журнал «Знамя», май 1954 г.) и «симоновскую статью» («Новая повесть Ильи Эренбурга», «Литературная газета», 17 и 20 июля 1954 г.) подробно пишет Б. Сарнов в книге «Сталин и писатели», т. 4.
Летом 1954 г. споры, подобные тому, что разгорелся между Ф. А. и Ю. И. Пименовым, были характерны для интеллигенции. «Люди оттепели», как называет их Сарнов (имея в виду уже не столько повесть, сколько период нашей истории, которому она дала название), спорили с теми, кто был на стороне обрушившегося на Эренбурга К. Симонова, который защищал от него «наше замечательное советское искусство».
Эренбург выводит в своей повести двух художников: официального благополучного циничного Пухова и нищего, но не продавшего свой талант Сабурова. В образе Сабурова многие видели опального художника Фалька. (Про то, как в начале 1954 г. Ф. А. с подругой ходила в мастерскую к Фальку, см. К. Видре, «В мастерской у Фалька», http://www.vestnik.com/issues/2004/0414/vidre.htm. Автор приводит также запись из блокнота Ф. А. о похоронах Фалька.)
Пименова, одновременно и признанного, и не утерявшего таланта художника, которому творческая манера Фалька была глубоко чужда, раздражала расстановка сил в «Оттепели», где он не мог (и не хотел) идентифицироваться ни с Пуховым, ни с Сабуровым. Он был полностью на стороне Симонова, статью которого Сарнов характеризует как «начальственный окрик». Что касается Ф. А., то она, естественно, была «человеком оттепели» и начальственных окриков не терпела.
Добавлю только, что несмотря на накал этого спора, Ф. А. и Ю. И. врагами не стали, и в 1957 г., когда наша семья переехала в новую квартиру, Ю. И. пришел к нам на новоселье и подарил свою замечательную картину. На ней изображена комната на даче в Песках. На столе стоят знаменитые наши песковские ночные фиалки, за которыми мы ходили далеко в лес. — А. Р.]
3 августа 54.
Егор:
— Саша, давай обещаем друг другу, что постараемся зимой видеться каждое воскресенье.
Саша, с готовностью:
— Давай обещаем!
* * *
Саша:
— Егор, слушай, все-таки очень странно получается в «Земле Санникова»: ведь у них были жены на Большой Земле. Как же они стали выбирать себе новых жен?
Егор, подумав:
— А что же им оставалось делать?
Саша, с негодованием:
— Но ведь это нехорошо! Ведь у них уже были жены! Зачем же новые?
Егор:
— Но ведь те жены были далеко. А там сказано, помнишь: «Без женщин жить скучно».
4 августа 54.
Егор пришел нынче с тщательно подготовленным комплиментом:
— Поздравляю тебя, Ниночка! — сказал он, протягивая ей руки.
— Как? — возмутились мы, — поздравляешь с отъездом?
— Нет, с тем, что ее полюбили Пески — видите, дождик начинается? Это Пески плачут, прощаются.
На вокзале Егор поцеловал Нину в правую щеку, Сашка — в левую, а потом Саша и Егор долго еще бежали за поездом, махали руками и посылали воздушные поцелуи.
Песковские друзья Гали и Саши Алена и Егор Вальтер, 1954 г.
5 августа 54.
Саша:
— Егор, а почему ты дал такую клятву, что до 30 лет не женишься?
Егор:
— Видишь ли, мой двоюродный брат Миша очень рано женился, и моя мама сильно огорчалась тогда. И я, чтобы ее утешить, обещал, что женюсь не раньше 30 лет.
Саша:
— Уж лучше б ты поклялся жениться в 25. До 30 очень долго ждать, правда, мама?
8 августа 54.
Егор:
— Саша, перепрыгнула бы ты через класс, мы бы вместе учились. Конечно, я мог бы остаться на второй год и подождать тебя, но это как-то нехорошо. Скажут: второгодник. И тебе неприятно, и мне.
* * *
Саша, читая «Тристана и Изольду»
[58], шепчет:
— Боже мой! Какой ужас! Ужас какой!
Она же:
— Я не понимаю людей, которые пишут книги с плохим концом. Ведь это же ужас!
Когда я перечитываю «Уленшпигеля», я не читаю про смерть Клааса. Я пропускаю это место. Я читаю, как откармливали монаха, все про гёзов, а про смерть Клааса — нет, не могу. А что же перечитывать в «Тристане»? Там все грустно.
Узнав, что я пишу Александре Яковлевне:
— Спроси у нее, пожалуйста: если Марк был такой хороший, почему он не выслушал Тристана и Изольду? Тогда бы все стало ясно, и он бы понял, что они ни в чем не виноваты.
21 августа 54.
Саша, увидев новорожденную Леночку, задала несколько вполне нелепых вопросов:
1) Есть ли у нее коленки?
2) Не может ли она постепенно превратиться в мальчика?
и т. д.
* * *
Сашка:
— Ах, как приятно, когда начинаешь есть, и как грустно, когда кончаешь…
Шура:
— Обжора ты все-таки!
Саша, обиженно:
— Я обжора, да? Я обжора, да?
Шура:
— Нет, нет, ты — не обжора: ты — отличница еды! ты — ударница еды!
26 августа 54.
Вчера у детей была прощальная вечеринка. Сашка и Егор нарядились цыганками и предсказывали судьбу. Стихотворные предсказания написал Шура. Сочиняя, он приговаривал сквозь зубы:
— Состарили вы меня, состарили!
Я считаю, что он халтурил, но восторг был полный!
Будущему художнику Леве Шепелеву было предсказано:
Молодой человек, уважаемый Лева!
Сын своего папы Шепелева!
Талант твой очень даже великолепен.
Работай, работай, работай, как Репин!
Виден в тебе автор будущей панорамы:
«Иван Грозный не слушается своей мамы».
Тане Народицкой:
Таня, Таня, ты — не плачь!
Таня, Таня! Будешь врач!
Когда кончишь ты учиться,
Мы придем к тебе лечиться!
и т. д.