Дело всей жизни. Неопубликованное - читать онлайн книгу. Автор: Александр Василевский cтр.№ 102

8 мая в адрес командующих Брянским, Центральным, Воронежским и Юго-Западным фронтами Ставка направила следующую директиву: «По некоторым данным, противник может перейти в наступление 10–12 мая на орловско-курском или на белгородско-обояньском направлении, либо на обоих направлениях вместе. Ставка Верховного Главнокомандования приказывает к утру 10 мая иметь все войска, как первой линии обороны, так и резервов, в полной боевой готовности встретить возможный удар врага. Особенное внимание уделить готовности нашей авиации, с тем, чтобы в случае наступления противника не только отразить удары авиации противника, но и с первого же момента его активных действий завоевать господство в воздухе». В директиве, направленной Ставкой в ту же ночь командующему Степным военным округом, требовалось «всемерно ускорить доукомплектование войск округа и к утру 10. V все наличные войска округа иметь в полной боевой готовности, как для обороны, так и для активных действий по приказу Ставки. Особенное внимание уделить готовности авиации встретить возможные удары авиации противника по нашим аэродромам и по войскам» ^[55].

20 мая Генштаб, на основе вновь полученных данных о противнике, направил с разрешения Верховного Главнокомандующего фронтам предупреждение о том, что фашистское наступление ожидается не позднее 26 мая. После первого предупреждения, когда оно не подтвердилось, военный совет Воронежского фронта усмотрел в этом колебания, а быть может, и отказ врага от перехода в наступление и просил Верховного Главнокомандующего решить вопрос о целесообразности нанести противнику упреждающий удар. И. В. Сталин очень серьезно заинтересовался этим предложением, и нам – Жукову, мне и Антонову – стоило некоторых усилий, чтобы убедить его не делать этого.

В середине июня Жуков, будучи первым заместителем наркома обороны ^[56], вновь находился в войсках на Курской дуге. В результате непрерывного и самого тщательного войскового наблюдения за противником, как на Воронежском, так и на Центральном фронтах, а также по данным, поступавшим от всех видов разведки, нам уже точно было известно, что фашисты полностью изготовились к наступлению. Но наступления почему-то не начинали. Вот это «почему-то» немало беспокоило нас, а некоторых даже выводило из равновесия. Особую нетерпеливость начал проявлять командующий Воронежским фронтом Н. Ф. Ватутин. Николай Федорович неоднократно ставил передо мной вопрос о необходимости начать самим наступление, чтобы не упустить летнее время. Мои доводы, что переход врага в наступление против нас является вопросом ближайших дней и что наше наступление будет, безусловно, выгодно лишь противнику, его не убеждали.

– Александр Михайлович! Проспим мы, упустим момент, – взволнованно убеждал он меня. – Противник не наступает, скоро осень и все наши планы сорвутся. Давайте бросим окапываться и начнем первыми. Сил у нас для этого достаточно.

Из ежедневных переговоров с Верховным Главнокомандующим я видел, что неспокоен и он. Один раз он сообщил мне, что ему позвонил Ватутин и настаивает, чтобы не позднее первых чисел июля начать наше наступление; далее Сталин сказал, что считает это предложение заслуживающим самого серьезного внимания; что он приказал Ватутину подготовить и доложить свои соображения по Воронежскому фронту в Ставку. Мне же Верховный дал указание, во-первых, помочь Ватутину и, во-вторых, вызвать к себе командующего Юго-Западным фронтом Р. Я. Малиновского, чтобы тот, в свою очередь, разработал и представил в Ставку предложения по своему фронту. Сталин добавил, что собирается говорить по этому вопросу с Жуковым в отношении Центрального фронта К. К. Рокоссовского. Я ответил, что указания будут выполнены, и заметил, что для нас было бы гораздо выгоднее, если бы враг предупредил нас своим наступлением, которого, по всем данным, следует ожидать в ближайшее же время. В конце разговора Сталин сказал, чтобы я не позднее 22 июня прибыл в Москву.

На следующий день я передал распоряжение Верховного прибывшим ко мне Р. Я. Малиновскому и члену военного совета Юго-Западного фронта А. С. Желтову. Из состоявшегося затем разговора с Г. К. Жуковым я узнал, что с ним И. В. Сталин на эту тему пока еще не беседовал. Оба мы были убеждены, что первым в течение ближайшей недели удар нанесет противник. С такими мыслями я и покинул 22 июня Воронежский фронт. К тому времени в итоге всех мероприятий и общих усилий на хорошо подготовленных рубежах развернулась сильная группировка войск Воронежского и Центрального фронтов. В ее составе было свыше 1336 тыс. человек, 19,1 тыс. орудий и минометов, 3444 танка и САУ и 2172 самолета (а с учетом самолетов дальней авиации 17 В А, Юго-Западного фронта и ночных бомбардировщиков По-2 – 2900). Позади сосредоточился Степной военный округ, насчитывавший 573 тыс. человек, 7401 орудие и миномет и 1551 танк и САУ. Обе воюющие стороны замерли в ожидании надвигавшихся больших событий.

В ночь на 2 июля поступившие в Генштаб от разведывательного управления данные говорили о том, что в ближайшие дни, во всяком случае, не позднее 6 июля, переход врага в наступление на курском направлении неизбежен. Я тотчас доложил об этом Сталину и испросил разрешения немедленно предупредить фронты. Затем зачитал ему заранее заготовленный мною проект следующей директивы Ставки: «По имеющимся сведениям, немцы могут перейти в наступление на нашем фронте в период 3–6 июля. Ставка Верховного Главнокомандования приказывает: 1. Усилить разведку и наблюдение за противником с целью своевременного вскрытия его намерений. 2. Войскам и авиации быть в готовности к отражению возможного удара противника, 3. Об отданных распоряжениях донести» ^[57]. Ночью 2 июля Сталин утвердил текст директивы, и она была направлена командующим Западным, Брянским, Центральным, Воронежским, Юго-Западным и Южным фронтами. В тот же день я отправился на Воронежский фронт. Вечером был на КП у «Николаева» (псевдоним Ватутина. В целях маскировки с 15 мая 1943 года по 1 июня 1944 года для руководящего состава Красной Армии псевдонимы были вновь изменены. Сталин стал Ивановым, Жуков – Юрьевым, я – Александровым; командующие фронтами: В. А. Фролов – Валериановым, Л. А. Говоров – Леоновым, К. А. Мерецков – Кирилловым, П. А. Курочкин – Птициным, С. К. Тимошенко – Тимофеевым на севере и Федоровым на юге, А. И. Еременко – Иваненко, В. Д. Соколовский – Василенко, М. А. Рейтер – Максимовым, М. М. Попов – Марковым, К. К. Рокоссовский – Костиным, Р. Я. Малиновский – Родионовым, И. Е. Петров – Ефимовым, И. С. Конев – Степиным, Ф. И. Толбухин – сначала Федоровым, потом Обуховым).

3 июля на Воронежском и на Центральном фронтах прошло, как и все последние дни, спокойно. А с 16 часов 4 июля противник предпринял на широком участке Воронежского фронта боевую разведку примерно четырьмя батальонами, поддержанными 20 танками, артиллерией и авиацией (около 150 самолетовылетов). Все попытки врага вклиниться в наш передний край были отбиты. Захваченный в бою пленный, немец из 168-й пехотной дивизии, показал, что войскам розданы на руки сухой паек, порции водки и что 5 июля они должны перейти в наступление. Из телефонного разговора с Жуковым я узнал, что то же самое подтверждают немецкие перебежчики, перешедшие к нам 4 июля на Центральном фронте. Посоветовавшись с Ватутиным, мы решили в ночь на 5 июля провести предусмотренную планом артиллерийско-авиационную контрподготовку, которая, как выяснилось позднее, дала исключительный эффект. Противник, находившийся в исходном для наступления положении, понес большие потери в живой силе и технике. Дезорганизована была подготовленная им система артиллерийского огня, нарушено управление войсками. Понесла потери и вражеская авиация на аэродромах, а связь с нею у общевойскового командования также нарушилась. Многими фашистскими командирами сильная контрподготовка была принята за начало нашего наступления. Даже не зная деталей результатов контрподготовки, мы испытывали чувство большого удовлетворения ее общими итогами. Гитлеровцы с трудом смогли начать наступление вместо 3 часов утра 5 июля тремя часами позже.