Шукшин - читать онлайн книгу. Автор: Алексей Варламов cтр.№ 10

Однако было в пору учебы в техникуме и другое, о чем бывшие ученики ни вспоминать, ни сочинять выдуманные либо невыдуманные рассказы не хотели. Не случайно во время службы в армии Шукшин писал матери: «Что это вспомнилось тебе, как жил я в техникуме? Вот уж чего не следует делать, так это вспоминать, да еще переживать. Одно горе переживается раз».

Вот так — горе! Егора Прокудина в «Калине красной» тоже будут звать Горе.

И дальше в этом же письме характерное признание: «Только с пивом-то можно не торопиться: я ведь не пью. Я уже писал об этом, но очень хорошо знаю: ни ты, ни она (сестра Наталья. — А. В.) не поверили этому».

…Проучившись в техникуме два с половиной года, Шукшин оставил его, причем в разных источниках причины ухода излагаются по-разному. В автобиографии, датированной 1953 годом, Шукшин писал о «трудном материальном положении, сложившемся к тому времени», как главной помехе на пути к образованию, но едва ли эта уклончивая формулировка отражала истинное положение дел. Скорее его выгнали либо за плохую успеваемость, либо за хулиганское поведение, а возможно, за всё вместе. В комментариях к письмам Шукшина, опубликованных в восьмом томе его Собрания сочинений (Барнаул, 2009), приводятся три версии ухода из техникума. Первая принадлежит самому Шукшину — «из-за непонимания поведения поршней в цилиндрах», вторая версия схожа с первой — Шукшин не сдал экзамены после практики и, наконец, согласно третьей, Василий Макарович хамски повел себя на уроке английского языка по отношению к учительнице. Последняя версия находит подтверждение и в деликатных воспоминаниях Натальи Макаровны. «Еще на втором курсе техникума у Васи не сложились отношения с учительницей английского языка, и на третьем он решил оставить его. Мама переживала, а он ей говорил: “Я все равно по этой специальности работать не буду, если даже закончу техникум”».

Драматизм ситуации усиливался еще и тем, что учительница английского языка Шукшину симпатизировала, и этот сюжет отразился впоследствии в рассказе «Сураз» — в сцене конфликта Спирьки Расторгуева и учительницы английского. Но, пожалуй, самая краткая и красочная причина излагается опять же в «Выдуманных рассказах»: «…петухом пел на уроках, а рта не открывал — долго не могли понять, кто это. Узнали — особенно оскорбились и обозлились».

Уход из техникума за год до окончания был сильным ударом для Марии Сергеевны с ее постоянной тревогой за сына, а также с несомненным честолюбием и большими материнскими надеждами. В самом деле, что же ее сын — хуже других, не смог одолеть то, что другие одолели? И если его выгнали из автомобильного техникума, где ж он будет ума-разума набираться? Кто его возьмет, куда примет? Или это ее заблуждение — не выйдет из него большого человека? Понимал это, надо думать, и сам Василий Макарович, которому тоже самолюбия и стремления к успеху ни в какую пору жизни было не занимать. Позднее в устных воспоминаниях мать довольно подробно описала возникшую ситуацию:

«В техникуме не доучился: не поглянулось ему там. Вернулся в Сростки.

Я прихожу с работы, а у меня матрасик, подушка, одеяльце завернуто лежит там в сеночках. Я говорю:

— Дак это мое ведь все… А-ах! Это что же это с ним случилось-то?

Захожу, а он все-таки это… — волнуется: “Что мать скажет? Три года, надо же! Такое тяжелое время — мать обидится, заругается…”

Я зашла.

— Вася! Что с тобой?

— Да… ничо, мама. Я не болею, так… Только я… не буду учиться, мама, там больше.

А я постояла, подумала-подумала: “Что же мне это делать-то? Если мне на него так это обрушиться, вроде заругаться! Там самый такой возраст нехороший, и… Боже спаси! Еще чо ни случись с ребенком…” И вспомнила опять: “Мне ить не глянулась эта специальность. Я ить помню, какая это специальность! Они вон шоферами работают, эти сами техники-та”. Вот так-от думаю… Так ему и сказала.

А он так рад! Подбежал, схватил — Господи! Сам меньше еще меня почти, а таскал-таскал меня по избе! Радый-нерадый, что мать не заругалась на ево.

— Ну, теперь куда, — говорю, — в колхоз идти работать. Покамест? Скоро в армию…

Он говорит:

— Нет, я поеду поближе к Москве, мам».

Вот что должно было прозвучать громом с ясного неба — поближе к Москве! Как к Москве?! К какой Москве, откуда Москва, почему, для чего? Понятно, что оставаться в Сростках парню не хотелось и стыд выедал глаза, но сразу в Москву? Кто из Сросток эту Москву видал, кто в нее ездил? Ну ладно, Бийск, Барнаул, ладно Новосибирск, даже Томск, Красноярск — свои родные сибирские города, но Москва, Россия? Каким образом вообще могла в голову семнадцатилетнего парня прийти эта безумная идея? Да и была ли она, эта Москва, на самом деле или это так, фикция, мираж, радиоточка, обратная сторона Луны? И если уж мать была против учебы в Бийске, то как она могла отнестись к тому, что сын поедет в Москву?!

Нет сомнения, что дальше все пошло через скандалы, слезы, упреки, горькие вдовьи мысли о том, что отхлестать бы его веревкой, как хлестала, когда был мальчонкой, что нет отца, нет мужа, который такую бы Москву огольцу показал… Можно представить, как убивалась «мать-старушка», отпуская его от себя, как рыдала и боялась после двух убитых мужей (фактически именно Москвой убитых: один — казненный по московскому приказу, второй — под Москвой погибший, и от обоих не осталось даже могил) потерять в верховном городе еще и сына, и как он переступил через эти материнские слезы, ведомый своей судьбой и своей волей. Мало этого — он не смог бы вообще никуда уехать, если бы мать не сделала для него одного бесценного дела, речь о котором пойдет в следующей главе. Но и тут она ему уступила, или же — что тоже очень возможно — он таил свою «ужасную мечту» о Москве, свою цель, соблюдая конспирацию до самого последнего мига.

«Столкнулись две сильные натуры. Мамы и Васи», — единственный раз высказалась на одной из шукшинских конференций о подоплеке отношений двух близких ей людей Наталья Макаровна, а в широко известных воспоминаниях о брате писала нежней, утешительней, словно рассказывала страшную сказку со счастливым концом: «…И сказал нам, что поедет в Москву, потому что посылал рассказы в журнал “Затейник” и ему написали, чтобы он приехал в редакцию. Это был обман. Мне тоже было жалко с ним расставаться, мы втроем плакали, а он, шмыгая носом, нас уговаривал. Вроде уговорил, но денег нет, да он и не рассчитывал на большие деньги. Мама решилась продать корову, но Вася не соглашался. Она начала его уговаривать, мол, купим теленочка и вырастим его, а Райка все равно мало молока дает. Продали все-таки Райку. Мама уложила в деревянный чемоданчик все необходимое для Васи, он сверху положил книги, тетради, и мы проводили его в никуда».

Он уехал действительно в никуда, но прежде произошло то самое событие в жизни Василия Макаровича, без которого этот отъезд был бы невозможен: он получил паспорт и вместе с ним — фамилию Шукшин. Во всех без исключения статьях, во всех книгах о знаменитом писателе, актере и режиссере этот факт упоминается мимоходом, как само собой разумеющееся дело, этакая свободная вещь: был Шукшин, стал Попов, потом получил паспорт и — опять Шукшин. А между тем вопрос о том, почему, как и когда это произошло, очень непрост.