Эта ночь щипала за щеки морозом и студила ноги в слишком тонких для местных холодов сапожках. Жаль, но сегодня по тропинке до монастыря им придется шагать быстрее, иначе не согреться.
Голубой шар-сфера погас; Лин подошла к ближайшей сосне и сняла с обломленной ветки-крючка плотный халат, заменяющий послушникам пальто. Принялась натягивать его — неприятно холодный — на разгоряченное все еще тело. Не успела завязать пояс, как послышалась команда:
— Шагай за мной.
Лежащая на земле ель оказалась метра три в высоту, не меньше. Дородная, пушистая, припорошенная снежком.
— Берись за верхушку. Понесли.
Понесли куда?
Лин разглядывала срубленное совсем недавно, судя по всему, дерево с откровенной опаской.
— А… как же духи?
— Духи… — ответили ей ворчливо. — Считай, что с ними я договорился.
Они тащили ее до монастыря почти двадцать минут — несмотря на то, что несла легкий конец, Белинда то и дело спотыкалась и сползала с тропинки в глубокий снег — еловые лапы закрывали дорогу. При заминках Джон терпеливо ждал.
К дверям монастыря Лин пришла в насквозь мокрых сапогах и с окоченевшими ногами.
— А как же мы будем ее ставить? Я не знала, что Вы… Не знала, что надо спросить что-нибудь, во что можно поставить…
Она почти что бессвязно лепетала, не зная, как благодарить за такой подарок — елку к празднику.
— Я сам.
Сам?
Он не забыл про ее просьбу, отыскал ель, договорился с духами, принес. Они вместе принесли, затащили в большой зал, положили на пол. А теперь Джон собирался и дальнейшие заботы взять на себя.
Белинда теребила пальцами жесткий уголок спрятанного конвертика из плотной бумаги. Когда отдавать, если не сейчас?
— Что? Ты что-то хочешь мне сказать?
Замешательство он видел по ее глазам.
— Да.
— Говори.
Конечно, он торопился — ему нужно закончить с установкой ели, каким-то образом добраться домой…
— Вот.
И подарок отправился в руки адресату.
— Это Вам, — она выглядела наивной, потерявшейся, наверное, глупой и очень-очень искренней. Тушевалась от того, что чувствовала, и от того, что не умела это скрыть. — С праздником.
Пальцы Мастера Мастеров коснулись конверта без подписей.
— Спасибо.
И неожиданно ласково прозвучал голос. Тихо очень, но она расслышала.
— Я пойду.
— Иди.
Она сталась идти расслабленно и ровно, но все равно нервничала, и это отражалось на походке. А еще ощущался бесконечно-длинный и почему-то очень чувствительный взгляд в спину.
* * *
Прежде чем выйти в коридор и начать развешивать снежинки, Белинда выждала почти два часа. Утром, если пробежка, она не поднимется — не успеет выспаться. Одна надежда на праздник и на то, что Бурам сжалится.
Снежинок было двадцать четыре — поздним вечером, дожидаясь тренировки, она вырезала еще — их как раз хватило на то, чтобы украсить пустые между факелами места. Получилось красиво.
Закрепляя нитку от последней за щербатый каменный край, Лин услышала доносящийся из большого зала шорох и на цыпочках рванула назад.
Выглянула уже из-за угла перед лестницей, облегченно выдохнула — вроде бы ее никто не заметил. И зашагала наверх по ступеням.
* * *
— Смотри, с какой любовью здесь готовились к празднику.
Они посетили монастырь на рассвете. Мира долго рассматривала стоящую в огромной кадушке посреди сводчатого зала ель, затем прошлась по коридору, любуясь снежинками.
— Этот человек, который принес дерево, даже попросил у него прощения. Лес не обиделся.
— Молодец, — проворчал Мор, который на дух всех «молодцов» не переносил. — Только мы тут зачем?
— Хочу сделать так, чтобы их любовь сделалась видна…
Женщина в белом платье, стоя посреди пустого каменного коридора, взмахнула невесомой рукой, и висящие на стенах бумажные снежинки будто зажглись изнутри — засветились мягким золотистым светом.
— Фонарики, блин. Усохнут ведь утром от счастья.
Мор Тин-До не любил. Здесь ему почти не к кому было приложить руку, в очередной раз убедиться, насколько плохи по своей сути люди. Здесь почти всегда наличествовало столь нелюбимое им, но любимое Мирой равновесие.
— А теперь еще вот так…
От тонких женских пальцев поплыла светящаяся дорожка в зал — туда, где стояла ель. Пусть и она покажет себя во всей красе, ей тоже хочется.
Глава 14
Ее не разбудили ни Рим, ни Бурам, и Белинда намертво проспала ранний подъем — открыла глаза тогда, когда в келье уже рассвело. Переполошилась, впопыхах оделась, вывалилась за дверь, распихав подарки по карманам. Черт, хотела ведь подняться еще затемно, чтобы отнести их под елку — все ждала, когда оттуда уйдет Джон. Ждала и, понятное дело, заснула.
Она скатилась по лестнице на первый этаж так быстро, как никогда раньше. И насколько быстро неслась до того, настолько же резко остановилась, когда увидела, что в главном коридоре группками толпится народ.
Толпится… у ее снежинок.
За ночь что-то случилось с ними — Лин, затаив дыхание, подошла ближе: бумажные украшения теперь… светились?
Да, точно — снежинки однозначно испускали мягкий свет, и этот феномен привлек внимание и Мастеров, и послушников, и монахов всех конфессий и профессий.
Белинда задорно хихинула — вот ведь чудо! И ведь Создатель знает, почему так произошло: наверное, потому что праздник.
Она бежала к главному залу, к елке — нужно разместить под ней подарки.
Пусть их найдут тогда, когда посчитают нужным.
А в зале, где скопилась основная часть людей, царствовала ель. Не просто ель — но ель-царевна. Вчера они несли к монастырю сжавшееся и замерзшее деревце, а сегодня это деревце восторжествовало во всей красе — распустило пушистые лапы, разлепило и раскинуло ветви, напоило зал густым ароматом хвои.
Волшебно! Но по-настоящему волшебным было не это, а то, что ель светилась тоже — мягко сияла изнутри — Лин засмотрелась. Откуда льется свет? Из ствола, из иголок? Почему он вообще льется?
Рядом с Белиндой благоговел Мастер Шицу, и Лин не преминула спросить соседа:
— Мастер Шицу, а почему она сияет?
— Нас благословила своим присутствием Мира.
Старческие руки, лежащие на деревянном набалдашнике трости, дрожали. И ни до, ни после Лин никогда не видела в узких глазах столько счастья, сколько сейчас.