Последний Фронтир. Том 1. Путь Воина - читать онлайн книгу. Автор: Вероника Мелан cтр.№ 45

А где-то впереди озеро — пресловутое озеро, — и в него снова придется прыгнуть. Одно дело — знать, что вода ледяная в теории, другое — помнить, как хлестко она обжигает тело. И вновь галопом сорвется сердце, вновь придется грести, не помня себя от холода и ужаса, вновь выбираться на берег, отплевываясь и проклиная вчерашний день, когда ты мог уйти, но не ушел из монастыря.

В воду Лин сиганула так же резко, как и остальные, — назло «херне», которая орала так, что Белинда мысленно глохла. Не думать — так учил Мастер, так учил Ума-Тэ. Не думать!

Она старалась не думать, когда едва сумела выбраться на берег после того, как судорогой свело во время плавания ногу, когда уже на первой трети дистанции вдоль стены «сдохла» дыхалка, когда не осталось сил ни на что, кроме как упасть на колени и пытаться заново учиться дышать.

Зло орал тренер, нетерпеливо переминалась с ноги на ногу цепочка, дожидаясь, пока «слабачка» поднимется на ноги и сможет присоединиться к остальным. Это утро, это место и свою собственную жизнь она начала проклинать тогда, когда годзилла, решив, что нагрузки недостаточно, приказал им перейти на бег с задиранием коленей, и это в конце дистанции.

В ворота монастыря Белинда вползла на карачках. Не поднимала рук, когда их поднимали остальные, не выполняла упражнения по дыханию. У стены, вдоль которой выстроились остальные, восстанавливая дыхание, она сидела на земле со стеклянными глазами и соловым видом. Даже тренер бросил попытки поднять ее с земли.

До столовой она добрела только после очередного сеанса самомассажа. На этот раз высидела положенное время молитвы, даже мысленно промычала: «Спасиб тебе, Создатель, за еду» — и только после этого, когда за приборы взялись остальные, коснулась ложки.

Ума не ошибся, когда предупредил, что «после завтрак — сложный тренировка, после обед — легкий».

Это самое время после завтрака Белинда навсегда пометила в своей голове, как «адско-гадское». Будь у нее волшебный пульт для перемотки собственной жизни, она с удовольствием бы «мотнула» временной отрезок до обеда вперед, но пульта не было. И ту боль, которую приносила растяжка, приходилось терпеть — каждую ее секунду.

Остальные как будто прохлаждались. Спокойно сидели на поперечных и продольных шпагатах, в то время как она сама стояла над травой с ногами в позе «домиком» и почти выла в голос.

«Ниже, — приказывал тренер на своем тарабарском, — ниже!» И едва не нажимал ей на плечи, в то время как ее промежность грозила треснуть по швам. Мальчишки гнулись, словно у них вовсе отсутствовали сухожилия и связки, Лин же пыхтела, неспособная дотянуться до собственных стоп. В отличие от остальных, она не умела ни нормально наклониться, ни закинуть стопу за голову, ни даже сесть в простетскую, казалось бы, позу лотоса.

Годзилла качал головой; Рим делала вид, что не скалится.

Высоко поднялось солнце; с травы в тенях стаял иней. Растяжку сменили плоские мешки с песком. По ним надлежало, как по барабанам, колотить ладонью — то внутренней ее стороной, то внешней. Да хорошо так колотить — отчаянно, наотмашь, со всей дури. Ученики теперь стояли каждый у своего мешка и по счету тренера — «нэг, хёр, гуван!» — махали руками, как мельницами, обрушивали удары на ни в чем не повинные песочные подушки.

— Нэг, хёр, гуван! Нэг, хёр, гуван! — неслось от годзиллы, и только тупой не сообразил бы, что это «Раз, два, три».

В первую минуту Белинда колотила по мешку с радостью — выбивала некую внутреннюю злость. Затем почувствовала, как бедные руки загудели. После заболели. А еще через несколько минут начали напоминать ей самой плоские отбитые блины, и ударять ими любую поверхность совершенно расхотелось; Лин принялась филонить.

Стоило годзилле заметить это, как ей тут же придвинули урну с песком и приказали нырять туда с размаха плоской сжатой пятерней — тренировать «стальные» пальцы. Поначалу новое упражнение давалось легче мешка, но вскоре захотелось взвыть пуще прежнего — изможденные пальцы взмолились о пощаде.

Чертовы монахи! Чертовы бойцы! Она не может вот так сразу, не может! Сколько занимается эта пресловутая группа — полгода, год? А, может, уже десять лет? И они хотят сделать ее пальцы «стальными» за сутки?

Ее совершенно не стальные пальцы тем временем болели так, что хотелось рыдать. Тренер заметил. Подошел, приказал «месить» песок пятерней — загребать, сжимать, разжимать, мять, пробираться сквозь него — в общем, «тында-тында!», что Лин перевела, как «работай-работай!».

И до самого обеда, пока остальные разбивали кулаки о мешки, она месила песчаное тесто.

Ей что-то показывали, но что? Положение рук, локтей — сгибали их то так, то эдак, объясняли принцип чего-то, но Белинда по обыкновению не понимала ни слова.

А после поставили лицом к лицу с Рим.

И началось.

Та сначала колотила Белинду несильно и насмешливо, а вскоре начала выбрасывать руки вперед так быстро, что Лин перестала успевать уворачиваться от ударов. Злилась, пыхтела, силилась ускользнуть то в одну, то в другую сторону, но, как итог, почти каждые пять секунд получала по лицу.

— Давай, тебе же показали «рамку», пользуйся, — нагло скалилась бестия с ирокезом.

— Что… за рамка? — Белинда терпела боль в разбитых скулах и губах, темнея внутри от гнева.

— Рамку. Щит. Давай, защищайся. Что ты все пропускаешь?

Лин ничего не объяснили. Да, что-то показали, да, рассказали. Только забыли выдать переводчик. И теперь этим пользовалась сволочь с ирокезом — то раз бросит кулак в неподготовленную соперницу, то второй. Через минуту у Лин заболел нос, разбухла скула и потекла кровь с губы.

— Защищайся, дура… Тебе показали рамку.

Удар, еще удар. Мякоть во рту противно распухла.

— Используй щит.

Лин багровела изнутри. Создатель свидетель: она держалась, сколько могла — помнила про «спокойствие», про «бойцовский дух» и прочую дурь из фильмов, — но, когда лица в очередной раз коснулись жесткие костяшки, а напротив возник довольный оскал, она кинулась вперед разъяренной гиеной. Вцепилась в ирокез, с ревом выдернула сопернице клок волос и впилась зубами в щеку.

— Дура! — орали из-под нее. — Дура! Отцепись! Отцепите ее!

Лин не умела драться, но и кошку можно раздраконить так, что она сожрет медведя.

— Отцепите!

Их расцепляли, словно сбрендившие слипшиеся магниты, — тренер с одной стороны, двое послушников с другой.

По щеке Рим текла кровь. Лин держала в сжатых пальцах добрую треть ирокеза.

* * *

Недовольство не проявляло себя ни в тоне, который использовал Мастер Шицу для порицания, ни во фразах, ни в их смысле, однако то самое недовольство, похожее на тлеющий фитиль от динамитной шашки, ощущалось в келье так же явно, как вонь от чадащих палочек.

— Воин не использует силу во зло, он использует ее для защиты. Воин не идет на поводу у эмоций, не обижает того, кто слабее, ибо это знак, что воин слаб душой, собственным духом, и, значит, воином вовсе не является…