Встречи под звездой надежды - читать онлайн книгу. Автор: Элина Быстрицкая cтр.№ 14

— Петя, а как еще можно попасть в Плюты?

Он ответил:

— Пешком.

— Как? Сорок километров пешком?

— Ну, а что делать? До Корчеватого можно доехать на автобусе, а там все равно пешком.

Мы поехали на автобусе до Корчеватого — это восемь километров. Тридцать два километра надо было пройти пешком.

Когда мы вышли из автобуса, шел проливной дождь. Мы сразу промокли, никакого попутного транспорта не было. И пошли мы по шляху. Видела я тогда очень интересный мираж… Дождь вскоре кончился, и сразу наступила жуткая жара. И где-то на горизонте этот шлях блестел, будто река. Красиво!

Оставалось пройти совсем немного, когда нас догнала грузовая машина, на которой перевозили выкорчеванные пни. Шофер сжалился над нами и посадил на эти пни. По проселочной дороге доехали до Плютов и попросили остановиться у дачи Корнейчука.

Я не помню эту дачу, помню Ванду Львовну Василевскую — жену писателя. Она вышла нам навстречу босиком по прохладной земле и напоила холодной водой из погреба.

Я спросила:

— Где найти Ивана Ивановича?

— У Кривого, на краю Плютов.

Я сообразила, что Кривой — это один из местных жителей. Мы пошли искать хату Кривого. Нашли, и я спросила у хозяина:

— Скажите, пожалуйста, где Иван Иванович?

— А он утром уехал в Киев.

Я догадалась, что Иван Иванович уехал в одной из тех машин, которые шли нам навстречу, когда мы добирались до Плютов.

Ужас! Проделать такой путь — и напрасно? Я даже не задумывалась, когда мы добирались до Плютов: а как же обратно? Такая простенькая мысль не приходила в голову. Была цель, ее надо было достигнуть, а уж потом разберемся…

Кривой, увидев нашу растерянность, стал давать разные советы. Среди них оказался и очень дельный. Из местного дома отдыха в Киев должна идти машина, и если мы поторопимся, то, может, успеем ее перехватить.

Мы помчались в дом отдыха. Там действительно стояла грузовая машина с уже работающим мотором. Ее кузов был битком набит людьми, как бочка сельдями. У самого края, у заднего бортика, нам с Петей достались места — люди потеснились, наверное, им просто стало нас жаль.

В Клев мы приехали в половине одиннадцатого вечера, и я сразу бросилась к телефону-автомату.

Позвонила Ивану Ивановичу домой и попросила его о встрече. Сообщила, что ездила к нему в Плюты, но мы разминулись, а мне надо обязательно с ним поговорить. Наверное, что-то в моем голосе было такое, отчего он не стал задавать вопросы типа «о чем?». Просто предложил прийти на следующий день к десяти утра в институт.

Я пришла в точно назначенное время и рассказала Ивану Ивановичу, зачем я его искала в Плютах.

— Я прошу вас позвонить Юрию Александровичу Завадскому и рассказать обо мне.

Он ответил, что не может звонить Завадскому, хотя действительно с ним знаком, но правила гостеприимства таковы, что тогда надо пригласить его встретиться. Однако Иван Иванович на это не имеет ни времени, ни возможностей, и вообще его семья сейчас не в Клеве… Словом, есть масса сложностей.

И тогда я сказала, что брала с собою в Плюты почтовую бумагу и конверт, зная, что оттуда невозможно позвонить.

— Я не скажу Завадскому о том, что вы в Клеве, — и протянула ему бумагу и конверт.

Иван Иванович внимательно, долго на меня смотрел, потом взял бумагу. Пока он писал, я сидела молча, сердце у меня вылетало из груди от напряжения и волнения. Когда Иван Иванович закончил, он протянул мне листок и сказал:

— Прочтите, я потом запечатаю.

Это был очень хороший отзыв обо мне. Просто великолепный.

Отзыв растрогал меня до слез. Второй раз Иван Иванович приходил мне на помощь. Ведь это он на следующий день памятного мне собрания привел в чувство оголтелую комсомольскую «братву».

Я отнесла это письмо Завадскому — отдала в коридоре Оперного театра. Стала ждать, что меня позовут на показ. Звонила-названивала, спрашивала. В конце концов проела все деньги, какие у меня были, и почувствовала, что, как говорили в войну, костлявая рука голода скоро схватит меня за горло. Шутка шуткой, но есть надо было каждый день. Требовалось как-то решать эту проблему, услышать «да» или «нет».

Помню, позвонила в очередной раз Завадскому и, может быть, была в разговоре излишне резка. Он спросил с недоумением:

— А что, собственно говоря, вам нужно?

Я ответила уже спокойнее:

— Чтобы меня прослушали.

Юрий Александрович назначил время. На последние деньги я купила пару чулок своей партнерше, моей однокурснице, чтобы она не чувствовала себя обойденной. Ради меня она не уехала из Киева на каникулы, задержалась, и мне хотелось ее поблагодарить. Нынешние выпускницы театральных институтов мне не поверят, но для нас чулки были тогда большой роскошью. Сказала подруге:

— Смотреть ведь нас будут двоих, а кого возьмут — неизвестно.

Я не обманывала: моя партнерша-однокурсница тоже получила возможность себя показать. А дальше — как сложится…

И мы отправились. Собрался художественный совет, внимательно нас посмотрели, ничего мне не говорили. Я показывала отрывок из дипломного спектакля «Не называя фамилий» В. Минко. Моя глупенькая Поэма вторично напомнила о себе.

Пока художественный совет совещался, я ждала. Наконец мне сообщили, что меня возьмут. И выдали мне на руки запрос.

Я поехала с этим запросом в Комитет культуры УССР, с тем чтобы меня направили на работу в Театр имени Моссовета. Пришла в приемную начальника Управления театров. Там услышала, как секретарь кому-то объясняла, что ее начальник через двадцать минут должен уехать в Харьков. Я испугалась, что не попаду к нему. Но он все-таки меня принял. Подала я ему мое заявление с просьбой направить меня в Театр имени Моссовета и запрос театра.

Начальник управления эти бумаги просто отшвырнул от себя и сказал:

— Мы свои кадры не виддаемо…

Я вышла от него ужасно расстроенная: затратить столько сил, так много сделать, чтобы попасть в московский театр и получить отказ таким образом! Я расплакалась. И уже на улице вдруг подумала: этот начальник скоро уедет, а если бы я его не застала, к кому бы я пошла? Попыталась бы попасть на прием к его руководителю. Я не привыкла сдаваться без боя. И направилась к заместителю министра. Меня к нему пустили. Не возьмусь сейчас припомнить, что я в отчаянии лепетала, но, кажется, нашла совершенно «неотразимый» довод: решается моя судьба, а украинское театральное искусство не пострадает от моего отсутствия.

Заместитель министра меня пожалел и разрешил отпустить в Москву. Думаю, понял, что это несравненно лучшее назначение для начинающей актрисы, нежели захудалый Херсонский театр. Или что-нибудь знал о Павле Морозенко…