Всего один век. Хроника моей жизни - читать онлайн книгу. Автор: Маргарита Былинкина cтр.№ 81

Cтраница 81

Таких явных стилизаций под древние сказания у автора больше нет. Но и здесь, и во всех своих полуфантастичных произведениях Кортасар современен по мироощущению и музыкален по слогу.

Мне выпала большая удача познакомиться и лично, и творчески с этим замечательным писателем.

Брежневское десятилетие 1970-х годов в Советском Союзе все больше напоминало большого и толстого слона, который благодушно пережевывает кучи зеленых нефтедолларов, миролюбиво вертит хвостиком, а иногда поигрывает космическими мускулами и потрясает термоядерными бивнями. Однако в брюхе у мастодонта — несварение: бурлит диссидентское сообщество, кипит интригами кремлевский двор… Тихие авантюры и громкие скандалы — вроде случая с похищением госхрановских бриллиантов любовником Галины Брежневой — разнообразят мирную жизнь трудящихся и всех остальных.

Дома при всем внешнем благополучии нарастало беспокойство. Мама стала часто полеживать в постели: одолевала гипертония. Хотя, глядя на ее доброе моложавое лицо и темные каштановые волосы, в которые прокралась лишь одна серебряная прядка надо лбом, нельзя было подумать, что ей уже под семьдесят и она очень больна. Лежа в одиночестве рядом с телефоном, — пока я отлучалась из дома, — она то и дело отвечала на звонки приятельниц, которые не столько хотели ее развлечь, сколько сами нуждались в ее советах и утешении. А утешать она умела: тотчас забывала о своих «болячках», голос становился бодрым и звучным, и всем становилось хорошо.

В день ее рождения, 23 марта 71-го года, именно в этот день судьба помогла мне сделать ей подарок, доставивший ей — а также и мне — большую радость. Меня приняли в Союз писателей СССР. Мама радовалась за меня: ну, как же, наконец-то оценили! — и за свой незряшный труд: сколько рукописей дочке перепечатала! А я радовалась по более меркантильным соображениям. Пропуск в «святая святых» писательской элиты был пропуском в поликлинику Литфонда, в дома творчества по путевкам со скидкой и в меховое ателье, — мое аргентинское манто «Цигейка-мутон д'ор» за двадцать лет заметно поистерлось. Мы с мамой сумели в 70-х побывать дважды в Крыму, в Гаграх, а также в подмосковных домах творчества «Переделкино» и Малеевка.

Требуемые для вступления в СП рекомендации мне дали его старые члены: поэт-переводчик О.Г. Савич, критик-литературовед Т.Л. Мотылева и прозаик С.А. Дангулов. Эти казенные документы не представляют интереса для истории, — в них повторяются обычные слова о «внесении творческого вклада в дело ознакомления советского читателя с молодыми литературами Латинской Америки» и т. п.

Откровенно говоря, я могла обратиться с просьбой о рекомендации к Н.М. Любимову, чье слово перевесило бы в глазах литбюрократов дифирамбы других рекомендателей и мне не пришлось бы пять с лишним лет стоять в очереди у парадного подъезда, ибо в год на пять-шесть «оригинальных писателей» в СП принимали только одного писателя-переводчика. Но из принципа и из уважения к этому большому мастеру, ставшему моим другом-коллегой, я не могла этого делать.

По прошествии нескольких лет, в 78-м году, у меня уже были опубликованы роман Мигеля Отеро Сильвы «Когда хочется плакать, не плачу» и первая часть романа Алехо Карпентьера «Превратности метода». Я послала и эти книги Николаю Михайловичв, а он презентовал мне свою книгу «Перевод — искусство» (Издательство «Советская Россия», 1977), в которой рассказывает о том, как в конце 20-х годов закончил переводческий факультет Московского института новых языков, и излагает свои принципы переводческого мастерства. Надпись на ней такова: «Дорогой Маргарите Ивановне Былинкиной — от ее читателя и давнего почитателя. Н. Любимов».

Я не удержалась и позвонила Любимову, сказав, что благодарю его за книгу, которую считаю дипломом, утверждающим меня в новой профессии (хотя для себя я еще раньше считала таковым его первые письма), а также, чтобы сделать ему приятное (корифеи тоже люди), сказала, что его книга стоит любого учебника (и это правда, так как учебников по переводческому делу вообще не было).

Он хмыкнул своим сухим смешком и ответил: «Не льстите мне. Свой, как вы говорите, «диплом» вы сами заработали экстерном. И никаких вам не надо учебников. А за доброе мнение — спасибо».

Я горжусь тем, что заработала дружбу такого человека, как Н.М. Любимов, которого уважали не только все приличные литераторы, но и чиновники Союза писателей, выхлопотавшие для него к его шестидесятилетию орден «Знак Почета», — случай небывалый и единственный в среде писателей-переводчиков, хотя «оригинальные» советские писатели и поэты удостаивались самых высоких наград и даже звания Героев Социалистического Труда, как, например, рабоче-крестьянский стихоплет Егор Исаев. Кто читал и читает его вирши? Сервантес же, Рабле, Пруст и другие классики, заговорившие по-русски голосом Любимова, живут и будут жить в России.

Всю первую половину 70-х я продолжала снимать дачу — комнату с кухней и террасой — в Малино. Однако теперь это уже была не деревенская хибарка с керосинкой и не жилье в домике с электроплиткой, а вполне приличное помещение в кирпичном доме с газовой плитой, для которой хозяин привозил баллоны. Дачный комфорт с годами наглядно вырос, за исключением одной его важной составляющей — туалета. Хлипкий деревянный чулан прежних десятилетий не изменил ни своего архитектурного облика, ни местонахождения: как стоял во дворе или в саду, так там и остался. Правда, на нашем последнем дачном участке подходы к гиблому месту прикрывала большая цветочная клумба, служившая отличным дезодоратором и озонатором.