Всего один век. Хроника моей жизни - читать онлайн книгу. Автор: Маргарита Былинкина cтр.№ 74

Страница

В этой программе отмечу неточность: эти отрывки были включены в мой доклад в качестве иллюстраций и всего лишь в подстрочном переводе. Долматовский за полновесное поэтическое оформление тоже не взялся, логично посчитав, что песни писать и легче и доходнее.

После своих первых столкновений с практикой перевода в 50-е годы я поняла, что за переложение рифмованной поэзии браться не стану, даже если бы обладала серьезным поэтическим даром. И не только потому, что самое красивое переложение любых рифмованных стихов не отражает подлинника и по сути своей фальшиво. Я всегда больше любила хорошую прозу; мне всегда казалось, что во всякой, и тем более в классической рифмованной поэзии, где форма впечатляет сама по себе, она тем самым снижает роль содержания, ограничивает глубину смысла и развитие сюжета, особенно в крупных вещах. Конечно, свободный стих, верлибр — иное дело; он позволяет разгуляться и мысли, и воображению.

Кстати сказать, хорошая проза не только абсолютно свободна в мыслях и в образах, но и всегда поэтична. Тем более проза ритмическая, почти подобная верлибру, которая не только поэтична, но и музыкальна. Такого рода прозаические произведения особенно интересны для переводчика, тяготеющего к словесной гармонии и к тому же предъявляющего максималистские требования к переводческому делу. Со временем я ощутила, что принадлежу именно к этому типу переводчиков и мне ближе всего писатели-прозаики, но такие прозаики, которые всегда поэты.

Наверное потому у меня легко пошла работа над переводом гармоничной, тропически сочной прозы гватемальского поэта и прозаика Мигеля Анхеля Астуриаса, ставшего в 68-м году лауреатом Нобелевской премии по литературе.

В 58-м году издательство «Худлит» поручило мне и Наталье Трауберг, двум начинающим переводчикам, работу над романом Астуриаса «Сеньор Президент». Переводчиков-испанистов в ту пору было мало. Крупнейшим мастером считался Николай Михайлович Любимов, переведший «Дон Кихота» Сервантеса, но он предпочитал работать со старыми писателями-классиками.

Мигель Анхель Астуриас, литературный титан с гордым профилем индейского вождя древней народности майя, был одним из основоположников магического реализма, завоевавшего во второй половине ХХ века признание во всем мире, в том числе в СССР — России. Роман «Сеньор Президент» стал у нас первым произведением такого рода и был твердым орешком для перевода. К тому же мне досталась «Вторая часть», и я бросилась в омут, не зная, о чем идет речь в «Первой части», которую переводила Н. Трауберг.

После головоломной, но интереснейшей работы над «Сеньором Президентом» я, вовсе еще далеко не такой авторитетный и опытный переводчик, как пишет Астуриас, поняла, что для успешного результата в работе над прозой кроме понимания задачи нужна невесть откуда берущаяся интуиция при расшифровке темных смысловых мест.

Никакие энциклопедические и языковые познания иной раз не могут помочь, когда смотришь как баран на новые ворота на все это ассоциативно-подсознательно-мифологизированное словесное месиво, любуешься его красотами и формой, но ни черта не понимаешь. Однако постепенно начинают вырисовываться грани смысла, появляются отблески смыслового контекста. И вдруг — озарение! Эврика! И вся образная картина обретает четкий смысл.

Смысл пойман, образы представляемы. Но всю эту картину надо нарисовать русскими словами, не размазывая их по странице, если автор «велит» изъясняться лаконично — и поэтично. Астуриас — мастер ритмической прозы, научил меня ее слышать. В 64-м году с гораздо меньшим напряжением, но с не меньшим удовольствием я перевела в «Иностранке» большой роман великого гватемальца «Его Зеленое Святейшество» (или «Зеленый Папа» в издании «Худлита»).

Мигель Анхель Астуриас не раз приезжал в Советский Союз, мы стали большими друзьями, я перевела его магические рассказы «Зеркало Лиды Саль». А затем случилось нечто невообразимое. Он вдруг попросил меня перевести на русский его «Венецианские сонеты», стихи, написанные не в латиноамериканской, а в обычной европейской, — но в то же время в чисто астуриасовской, — манере. Не изменяя своего скептического отношения к переводу рифмованной поэзии, я взяла для забавы сонеты, прочитала — и попробовала перевести, тем более что авторское посвящение гласило: «Маргарите, — это легкое дуновение Италии. С просьбой от друга. Мигель Анхель».

Самое удивительное, что эта рифмованная поэзия у меня получилась. Я не только радовалась за Астуриаса, которого у нас узнали не только как прозаика-поэта, но и как «чистого» поэта, но была откровенно горда тем, что удовлетворила собственные требования к передаче поэзии, что это — действительно перевод с самыми минимальными потерями. Но я была и откровенно напугана собственной удачей, которая, как чудо, повториться не могла. И решила впредь не изменять прозе, а стихи (подстрочного типа) делать лишь попутно, только тогда, когда они случайно встречаются в романах.

Страница