Американский доброволец в Красной Армии. На Т-34 от Курской дуги до Рейсхтага. Воспоминания офицера-разведчика. 1943–1945 - читать онлайн книгу. Автор: Никлас Бурлак cтр.№ 30

Сегодня по радио слышал два интересных и важных сообщения, касавшиеся последних сорока девяти дней. Курскую битву называют крупнейшим танковым сражением в истории всех войн: в боях участвовало более 2 миллионов человек, 6500 танков, 4500 самолетов, 20 тысяч арторудий и минометов, на позициях было заложено более 2 миллионов противотанковых и противопехотных мин.

Совинформбюро сообщило, что Рузвельт и Черчилль выступили с обращениями к Красной армии. «За эти месяцы упорных боев ваши вооруженные силы, их боевая выучка, мужество, самоотверженность и упорство не только остановили наступление немцев, но позволили начать успешное наступление…» — написал в своем обращении президент США Франклин Делано Рузвельт.

Продвигавшимся на запад красноармейцам попадали в руки письма, дневники и фотографии немецких солдат и офицеров. Из них с очевидностью явствовало, что захватчики считали себя представителями высшей расы.

Высшей расы?..

…В Кроливце, городе неподалеку от Киева, мы познакомились с искалеченным украинцем тридцати шести лет, по фамилии Степанюк. У него были ампутированы ноги, он передвигался на низенькой тележке, как Порги из оперы Джорджа Гершвина «Порги и Бесс». Вот что Степанюк поведал (его рассказ я позже, по памяти, записал):

— В сентябре 1941 года, около двух лет назад, эсэсовцы согнали почти сорок тысяч мирных жителей к оврагу, который у нас называют Бабий Яр. Нам приказали раздеться догола и начали всех расстреливать из пулеметов. Эти бешеные собаки убивали детей и стариков, молодых матерей с грудными младенцами на руках, даже инвалидов. Моя жена была на седьмом месяце беременности, мы были вместе, я держал ее за руку. Помню, как дрожала ее рука… Расстрелянных сбрасывали в яр. Поздно ночью я пришел в себя и понял, что все вокруг и лежавшая рядом со мной жена — все мертвы. У меня было несколько пулевых ранений. Кое-как я выбрался из-под груды мертвых тел. Мой друг, тракторист, помог мне перебраться сюда в Кроливец, к родителям… Жив остался, но, видишь, без ног…

Встретив на пути реку Десну, войска не ждали наведения понтонных мостов, а переправлялись на рыбачьих лодках или плотах, собранных из попавшихся под руку бревен. В местах, где Десна оказывалась неглубокой, наш взводный Милюшев первым вел свой Т-34 прямо по дну, а мы следовали его примеру.

Хоть победа давалась нам дорогой ценой, мы все же продвинулись от Понырей в глубь Украины и Белоруссии более чем на 200 километров.

На все это время мы с Принцессой потеряли друг друга из виду. Но я бережно хранил в памяти каждое мгновение тех двух волшебных ночей. Всякий раз, стоило мне закрыть глаза, я видел ее. С нею были связаны все мои надежды. От ее улыбки радостно трепетало мое сердце. Вопреки здравому смыслу, я продолжал надеяться на встречу с нею, живой и невредимой, как только эта кровавая бойня закончится.

Мои мечты сбылись, но совсем не так, как мне этого хотелось, и не так, как я их себе рисовал.

23 августа, то есть тридцать семь дней тому назад, наш танковый корпус — вернее, то, что от него осталось, — форсировал реку Днепр южнее белорусского города Лоева и стал вгрызаться в оборонительные рубежи противника. Тут-то и подбили мой танк. Случилось это на 49-й день Курской битвы. Мы почувствовали сильный удар внизу слева, и наш Т-34 остановился как вкопанный. Ни назад, ни вперед машина не двигалась. Орлов попробовал повернуть танк вправо. Не получилось. Попробовал налево. Танк закружился юлой против часовой стрелки.

— Разорвана левая гусеница, — пробасил Орлов.

Открыть верхний люк и выбраться наверх? Опасно: немецкие снайперы тут же «снимут». Выбираться придется через нижний люк, если его не заклинило.

«Смотрины повреждений — прямое дело командира», — не раз повторял во время учений Милюшев. Нижний люк, слава богу, не заклинило, и я не без труда выбрался из машины наружу. Мотострелки продвинулись вперед. Вокруг рвались немецкие мины. Орлов оказался прав: нашу левую гусеницу раздробило вместе с двумя передними катками.

Орлов приоткрыл свой люк.

— Ну что там, командир? — выкрикнул он мне.

— Гусеница накрылась, вместе с двумя передними катками, — крикнул я в ответ. — Без техпомощи с ремонтниками и запчастями не обойтись. Отстреливайтесь! Я ползу за бугор. Техпомощь там, на правом берегу. Держитесь! — Это все, что экипаж от меня услышал.

Ползти по-пластунски быстрее многих других я научился еще в Актюбинском военкомовском всеобуче, затем в Московской школе и, наконец, во время учений южнее Курска.

Я успел проползти метров шестьдесят, когда позади послышался нарастающий рев немецкого пикирующего бомбардировщика, а потом — оглушительный взрыв. Я полностью отключился.

Лишь в середине сентября туман, окутывавший мое сознание, стал постепенно рассеиваться. Мне почудилось, что справа, рядом с моей постелью, я вижу профиль моей Принцессы Оксаны. Я попытался ее окликнуть и снова провалился в забытье. Не знаю, сколько прошло времени — минут, часов или дней, прежде чем я снова увидел — на этот раз не профиль, а анфас «советской Дины Дурбин». Она склонилась надо мной и, мило улыбаясь, шевелила губами. Пытаюсь ей сказать: «Говори громче!»… и снова провал.

Через какое-то время снова она. Снова улыбается.

— Ты меня слышишь? — спрашивает.

— Да! — отвечаю я. — Где мы?

— В комнате реабилитационной части госпиталя, — отвечает Оксана.

— Дом? — спрашиваю я.

— Имение в чудном лесу. Американский фильм «Большой вальс» помнишь? Штраус и Карла Доннер едут по лесу под Веной, он играет на скрипке, а она поет. Смешной извозчик подпевает. Помнишь?

— Помню! — отвечаю.

— Ну вот, и наша реабилитационная часть — так ее назвал полковник Селезень — находится в таком же дивном лесу. И ты скоро в этом убедишься. Своими глазами увидишь эту красоту.

— Орлов, Кирпо и Филиппов тоже здесь, в этой части?

Пауза. Принцесса отвернулась от меня. Вытирает, кажется, слезы. Поворачивается ко мне и с трудом произносит страшное, как тот удар снаряда по нашей гусенице:

— Их здесь нет! Совсем нет!.. Царство им небесное…

— Как?

Оксана помолчала, потом стала рассказывать. Каждое слово давалось ей с трудом.

— Я этого не видела. Рассказал твой комвзвода. Он дважды приезжал к нам, хотел тебя навестить.

— Что он сказал о ребятах?

— Его танк шел справа от твоего. Милюшев увидел твой неожиданный стоп. Видел немецкого пикировщика, видел, как твой танк запылал, стал как огненный шар. Сообщил об этом капитану Жихареву. Тот — в штаб бригады. Милюшев думал, что ты тоже был в танке…

— Значит, их больше нет?..

— Нет, Николасик, нет!