Непон вздрогнул.
— А что еще я мог сделать?
— Ты мог исполнить свой долг, командир, — жестко сказал Макрон.
— Я поступил так, как считал правильным. Мы не смогли бы противостоять штурму. Я решил, что попытка сопротивляться приведет к бессмысленным жертвам. Лучше принять предложение о сдаче, чтобы мои люди имели возможность сразиться с врагом в другой раз.
Макрон фыркнул.
— Вот только предложение оказалось ложью. Ты доверился обычному преступнику, в результате чего почти все твои подчиненные были убиты. Как и их родные.
Непон гневно поглядел на него.
— Я не собираюсь оправдываться перед простым центурионом.
— Тогда тебе придется привыкнуть, — сказал Катон. — Никто не станет выслушивать твои жалкие оправдания, когда тебя призовут к ответу. Тебе повезет, если тебя просто приговорят к пожизненному изгнанию. Император конфискует твое имущество, имя твоей семьи будет опорочено. Если только у тебя нет влиятельных друзей. Впрочем, когда новости достигнут столицы, сомневаюсь, что будет много таких, кто признается, что дружен с тобой.
Непон медленно улыбнулся.
— Так получилось, что у меня действительно есть влиятельные друзья-политики. Так что не забывай об этом, прежде чем решишь свидетельствовать против меня, префект Катон.
Бывали времена, когда подобные угрозы тревожили Катона куда сильнее. Но теперь у него не было семьи, которую надо защищать. Его жена мертва, сына вырастит тесть. И Катон наклонился вперед, слегка тыкнув Непона в грудь пальцем.
— К черту тебя и твоих друзей, — спокойно и холодно ответил он. — Никому не дозволено предавать людей, которыми он командует, как это сделал ты. Если император тебя за яйца не повесит, я сам об этом позабочусь. И, осмелюсь сказать, друзья и родственники тех, кто теперь лежит в яме у рудника, выстроятся в очередь, чтобы помочь мне. Клянусь в этом Юпитером, Величайшим и Всемогущим, и Макрон мне в том свидетель.
— Да, командир, — с улыбкой сказал Макрон. — Только прикажите.
Непон вжался в валик кровати, стараясь отодвинуться от лица префекта, украшенного огромным шрамом. Катон презрительно скривил губы.
Подождав, пока Непон поизвивается еще немного, Катон выпрямился и поглядел на прокуратора поверх носа.
— Ты знаешь, зачем сюда послали меня и моих воинов?
— Могу догадаться. Тебя послали, чтобы охранять серебряные слитки. Правда, я удивлен, что тебе дали всего одну когорту.
— Больше не было. Легат Вителлий остался ждать основные силы, прежде чем выступить к Астурике.
— Вителлий? Он здесь, в провинции?
Непон не смог скрыть удивления.
— А есть причина, по которой он здесь быть не должен? — спросил Катон, и у него по шее пошли мурашки от предчувствия.
Непон отвернулся к окну и покраснел.
— Нет. Просто он римский гуляка. Я удивлен тому, что его выбрали в качестве командующего войсками, направленными на подавление восстания. Вот и все.
Катон поглядел на Макрона. Тот сплюнул.
— Чушь собачья.
Непон бросил взгляд на центуриона.
— Я бы посоветовал твоему подчиненному следить за тем, что он говорит, префект Катон. Я не склонен ни забывать, ни прощать.
— Мир тесен, — ответил Макрон. — Я тоже. Не забывай об этом, когда отвечаешь на вопросы префекта. Нам никакого труда не составит, вернувшись в Рим, доложить, что ты умер от ран и мы похоронили тебя вместе с остальными бедолагами в яме. Откуда им знать, что могло быть иначе?
Катон сжал губы и поглядел на прокуратора.
— В его словах есть смысл.
Глаза Непона в страхе расширились, но затем он оскалился.
— Ты блефуешь.
Катон наклонился и слегка надавил на ногу прокуратора. Непон широко открыл рот и вскрикнул от боли. Но тут же стиснул зубы и замолчал, стараясь стерпеть. Катон убрал руку, и Непон на мгновение сел прямо, закрыв глаза. На его лбу заблестел пот. Раздался стук в дверь, и, не дожидаясь ответа, вошел хирург. Стал на пороге, не понимая, что происходит.
— Что за проблемы у больного? Прокуратор, я могу тебе чем-то помочь?
Непон поглядел на командиров, стоящих по обе стороны кровати, и покачал головой.
— Нет. Ничего. Я в порядке.
— Ты слышал, — сказал Макрон. — Он в порядке. Бегом наружу.
Хирург посмотрел на Катона, ожидая подтверждения приказа.
— Уверен, у тебя есть другие больные, о которых стоит позаботиться.
— Есть, командир.
Хирург, пятясь, вышел из комнаты и закрыл дверь.
Катон сцепил пальцы и похрустел суставами.
— Я так понимаю, теперь ты несколько больше настроен на сотрудничество?
— Скажу тебе то, что могу, ублюдок.
Макрон предостерегающе поглядел на прокуратора и показал на его ноги.
— Поосторожнее…
Оглянувшись, Катон увидел табурет. Пододвинул и сел рядом с прокуратором. Собравшись с мыслями, заговорил:
— Давай начнем с серебра. Оно было складировано здесь, чтобы отправиться в Тарракон, в обозе и под охраной, перед тем как началось восстание. Правильно?
— Да. В этом нет никакой тайны. Это происходит регулярно на протяжении года. Просто время оказалось неудачное. Я решил, что было бы небезопасно отправлять обоз, когда вокруг шастают бунтовщики. Подумал, что с Искербелом и его сообщниками быстро разделаются, и серебро отправится по назначению. Остальное ты знаешь. Восстание разрасталось быстрее, чем все могли бы предположить, и стало поздно вывозить слитки. Когда этот пес Искербел и его сброд объявились тут, я знал, что надо спрятать от него серебро. Нам повезло, что он дал мне время обдумать условия сдачи. Дождавшись темноты, я собрал доверенных людей и опустил ящики в один из тоннелей, а потом мы развели огонь, чтобы сжечь крепь. Тоннель обвалился, серебро было спрятано от Искербела. Те, кто помогал мне, приняли смерть от бунтовщиков, не имея ни единого шанса купить себе жизнь в обмен на эту тайну. Смею сказать, даже если бы они ее раскрыли, Искербел все равно убил бы их. Только мне известно, где серебро, а теперь и вам двоим. Что вы намереваетесь делать?
Он напряженно глядел на командиров, ожидая их ответа.
— Сколько там? — спросил Макрон.
— Примерно десять миллионов сестерциев на вес плюс-минус пара тысяч. Сложены в крепкие сундуки для денег с замками, всего двадцать сундуков.
У Макрона отвисла челюсть.
— Десять миллионов… вот те на.
— Без разницы, сколько, — сказал Катон. — Оно не должно достаться бунтовщикам. Поэтому мы оставим его там, где оно есть. Чем меньше людей о нем знают, тем лучше. Если мы сможем сдержать Искербела до прибытия Вителлия, то тогда его и выкопаем. Если бунтовщики захватят рудник, то не смогут его найти. Не будут знать, где искать. Когда восстание подавят, то на руднике снова начнут работы и серебро найдется со временем. Так что пусть оно остается там, где есть, и никто из нас больше о нем не говорит. Это понятно?