Непобежденный - читать онлайн книгу. Автор: Саймон Скэрроу cтр.№ 60

— Таких же, как он, а? Грабителей, убийц и насильников, — сказал Катон и плюнул в пленника. А затем рассказал Цимберу о том, что увидел.

— Можешь быть уверен, они точно так же поступили с твоими друзьями и родными в Астурике. Тебе стоит подумать об этом прежде, чем умолять меня бежать в Тарракон, поджав хвост. Будь я на твоем месте, Цимбер, я бы не успокоился, пока бы не отомстил тем, кто убил моих родных. Не считал бы себя мужчиной, если бы сбежал, не воспользовавшись шансом отомстить.

Он помолчал, давая время Цимберу осознать его слова, вытер кинжал о край туники Базика, а затем убрал его в ножны.

— Я закончил. Он в твоей власти.

Взяв кляп, Катон снова сунул его в рот пленнику и вышел.

Макрон стоял у двери, слегка приоткрыв ее и поглядывая наружу. Обернулся, услышав стук подошв Катона по каменному полу.

— Что-нибудь из него вытянул?

Катон кивнул.

— Похоже, слитки все еще здесь. Где-то спрятаны.

— Ну, толку с того не слишком много. Как мы их найдем, во имя Гадеса?

— Спросим прокуратора. Он все еще жив, его и кого-то еще держат заложниками в лагере. Он должен был спрятать слитки прежде, чем появились бунтовщики. Нам надо найти его.

— Прямо сейчас? Нам троим?

Катон покачал головой.

— Пора отсюда уходить. Вернемся с когортой, когда стемнеет. Проблема только в том, чтобы найти прокуратора прежде, чем бунтовщики поймут, что происходит, и убьют его.

Их разговор прервал приглушенный вопль ужаса, донесшийся от внутреннего дворика. Потом еще один, а затем звуки меча, ударяющего в плоть и кости. Макрон пошел в ту сторону, но Катон остановил его.

— Мы узнали от пленника все, что нужно. Взять его с собой мы не можем, как и не можем позволить ему поднять тревогу. Цимбер с этим разберется.

— С этим? — переспросил Макрон, глянув на друга, и увидел, как на губах Катона мелькнула улыбка. А затем поглядел в сторону внутренней двери.

Оттуда донесся звук пары ударов мечом, а затем все стихло. Затем появился Цимбер. Его лицо, тело и руки были забрызганы кровью, и он стирал кровь с меча полосой ткани. Отбросив ее в сторону, он убрал меч в ножны.

Макрон давно привык к виду крови, но сейчас почему-то ощутил холодок по спине. Он знал, что его друг в последнее время становился все более хладнокровным, но это не было простым равнодушием к страданиям. Эта улыбка на лице Катона. Он хорошо знал подобное выражение лица. Лица человека, ставшего жестоким и находившего в этом удовлетворение.

— Давайте уходить отсюда, — сказал Катон.

После долгого и жаркого дня бунтовщики, охранявшие ворота рудника, с нетерпением ожидали, когда их сменят на закате. Половина надвратной башни была укрыта от солнца тростниковым навесом, но ветра не было, и горячий воздух утомил их, как и скука на посту. Они то болтали, то принимались играть в кости, по очереди следя за окрестностями. Радость от обретенной свободы после того, как люди Искербела взяли рудник штурмом, оказалась недолгой.

Искербел наградил их, дав право грабить лагерь, поселение и дом прокуратора. Последовала оргия грабежей, убийств, изнасилований и пьянства, рабы мстили бывшим хозяевам и тем, кто им прислуживал. Это продолжалось два дня, а затем вождь бунтовщиков навел порядок. Он назначил некоторое количество бывших рабов охранять лагерь и заложников, а его войско двинулось дальше, подчиняя себе окрестные земли.

Хорошо было освободиться от цепей, которые многие месяцы, а то и годы были частью их жизни. Больше не было этого ежедневного ужаса тяжелой работы в темных тоннелях под утесом. Работы в тесноте и вони, где было нечем дышать, где любой упавший комок земли или скрип крепи мог означать обвал, заживо хоронящий всех, кто оказался в тоннеле в этот момент. Время от времени рабы натыкались на гниющие трупы и кости тех, кто погиб прежде, во время таких обвалов. Их останки вытаскивали наружу вместе с вырытой землей и высыпали в отвал. Свобода означала и конец скудной еде, жидкой каше, которой кормили рабов, конец жизни в переполненных бараках, куда их запирали на ночь. Толстые стены бараков были сложены из неотесанного камня, и зимой в них дули ледяные ветры, промораживая до костей, а летом в них стояла удушающая жара, от которой вонь пота, мочи и дерьма становилась нестерпимой.

Больше не надо было ходить, склонив голову, не смея встретиться взглядом с надзирателями, которым не требовалось особого повода, чтобы избить раба или отхлестать его кнутом. Единственной задачей этих жестоких людей было выжать максимум из каждого раба, прежде чем он умрет и его тело бросят в яму рядом с нижней частью дороги, ведущей в лагерь. Тех, кто осмеливался словом или жестом противиться надзирателям, жестоко избивали. Тех же, кто окончательно отчаивался и пытался отбиваться, подвергали распятию. Их жалобные вопли и стоны служили наглядным примером для тех, кто забыл свое место в этом безжалостном мире. Судьба немногих женщин, приговоренных к рудникам, была еще хуже. Те, кого надзиратели и охранники считали более привлекательными или кто под руку попадался, под настроение, просто тащили в сторону, насилуя и унижая всеми доступными способами, а потом снова отправляли работать или возвращали в бараки. Но даже там они не могли уберечься от преследований таких же, как они, рабов. В этих условиях не было ничего удивительного в том, что многие, не в состоянии дальше выносить издевательства, кончали с собой. Вешались на цепях, на перекрытиях крыш бараков, разбивали себе головы о стену, резали себе горло или запястья острыми кусками камня или щепками. Некоторым удавалось проглотить язык, и они умирали от удушья, ужасно корчась, прежде чем затихнуть навсегда. Что бы они ни сделали, результат был один. Их тела выволакивали из бараков и бросали поверх других гнить в яме, где их раздирали на части клювы и зубы птиц и диких зверей.

Все эти человеческие страдания служили лишь тому, чтобы не иссякал поток драгоценного металла, удовлетворяющий потребность в роскоши богатых и влиятельных обитателей далекого Рима. Кровавые деньги, сделанные на жестокости и ужасающих страданиях живых мертвецов, трудившихся в темных тоннелях рудника.

До тех пор, пока не пришел Искербел и не освободил их.

Теперь их жизнь стала нормальной, но скука работы стражников была роскошью, которую они быстро перестали ценить. Приятно было держать в руках оружие своих угнетателей, хоть все и понимали, что рано или поздно римляне вернутся, чтобы подавить восстание и жестоко наказать его участников. Когда придет этот день, они будут с мрачной решимостью сражаться насмерть, чтобы до последнего мгновения жизни остаться свободными. Свобода была самым ценным, что обрели они в этой жизни. Они уже никогда не променяют ее на мрачное подобие жизни в рабстве, где смерть становится всего лишь освобождением от страданий.

Тот, что следил за подходами к руднику, стоял, опершись руками на деревянный поручень башни. На нем была красивая зеленая туника, которую он нашел в доме прокуратора, и сейчас он слегка потирал пальцами свободной руки мягкую ткань. На ногах у него были калиги, снятые с убитого ауксилария, первая обувь в его жизни. Помимо копья в руке, у него на поясе был меч в ножнах, с богато украшенной рукоятью. Его живот был полон, и, хотя последнее вино и закончилось вчера, он надеялся еще порыться в домах в поселении, на случай если что-то не попалось на глаза другим грабителям, которые вернулись из поселения где-то час назад. Позади него трое его товарищей безмятежно спали, откинувшись на ограждение башни. Астуриец, которого назначили командовать охраной лагеря, придет лишь тогда, когда настанет время смены караула, так что можно их пока что не будить.