Карузо - читать онлайн книгу. Автор: Алексей Булыгин cтр.№ 86

С первых же недель работы новой администрации выяснилось, что Гатти-Казацца не собирается разделять управление театром с немецкой «группировкой». Он категорически настаивал на увольнении Диппеля сразу по окончании его контракта. Многие артисты были обеспокоены подобными резкими переменами и даже решили добиваться возвращения Конрида. В их числе был и Антонио Скотти, что удивительно, если вспомнить его теплые отношения с Тосканини и Гатти-Казаццей, сложившиеся еще во время его выступлений в «Ла Скала». Диппель же противился, как мог, реформам в театре и обрушивался на нового директора с яростью вагнеровских персонажей. К тому же он не жаловал итальянскую оперу. Карузо не было никакого резона поддерживать Диппеля, но его сердце всегда главенствовало над разумом. Когда Антонио Скотти, Джеральдина Фаррар, Марчелла Зембрих и Эмма Имс попросили его подписать обращение в защиту Диппеля, Карузо из солидарности с друзьями поставил свою подпись самой первой — над всеми прочими в списке.

Но Гатти-Казацца за долгие годы руководства привык не церемониться с певцами. Он собрал труппу и в самых резких выражениях объявил, что дело артистов — петь, а не вмешиваться в административные дела театра. Тем же ничего не оставалось, как подчиняться новому «диктатору». По итогам «войны» Диппель был отстранен от руководства театром и вынужден был покинуть Америку. Председателем совета директоров «Метрополитен-оперы» стал Отто Кан, с которым Карузо уже давно дружил и который помог тенору вновь наладить отношения с новым директором после «бунта» труппы.

На одной из репетиций «Аиды», которой открывался сезон, Карузо не отказал себе в удовольствии немного подразнить Тосканини. Дирижер был мрачен и еще более строг, нежели обычно, потому что нашел уровень оркестра абсолютно неудовлетворительным, а вокальную манеру певцов — чересчур вольной. Позднее Энрико рассказывал своему американскому биографу: «В моем контракте с театром был пункт, согласно которому я не обязан был на репетициях петь полным звуком. Однако из уважения к Тосканини на первом же прогоне „Аиды“ я показал голос во всей мощи. Тосканини был удивлен и восхищен одновременно. Он спросил меня, зачем я это сделал.

— Однажды вы упрекнули меня в недостаточной силе звука, — ответил я. — Теперь же я испытываю чувство сладостной мести, когда вы просите меня петь потише» ^[280].

На самом же деле тенор заблуждался. Шутка не пришлась по вкусу Тосканини, так как одну из своих задач в театре он видел в том, чтобы отучить певцов при каждом удобном случае демонстрировать все свое вокальное великолепие, и настаивал на более слаженном пении в ансамблях. Правда, следует признать, что на открытии сезона выступали поистине выдающиеся певцы, являвшиеся в то же время прекрасными ансамблистами. В шести премьерных спектаклях пели Эмми Дестинн, Эмма Имс, Луиз Хомер, Мария Гай, Антонио Скотти, Паскуале Амато и Адам Дидур. Последний в сохранившихся, к сожалению, лишь в небольших отрывках мемуарах так описывал премьерный спектакль: «Весь хор был обновлен, выступал под руководством Джулио Цекки. Какой неповторимый и незабываемый вечер!

Карузо дрожал всем телом, как ученик перед экзаменом. Я с трудом отдавал себе отчет в том, что стою, наконец, на сцене „Метрополитен-оперы“. Страшное мгновение пережил я во время увертюры к „Аиде“. От волнения я был близок к потере сознания. Но когда занавес медленно раздвинулся, я увидел в переполненных ложах мужчин и прекрасных, украшенных драгоценностями женщин, я почувствовал внезапно приток новых сил. Я был готов превзойти самого себя, особенно когда увидел исполненное удивительной магии и вдохновения лицо маэстро Тосканини. Когда я открыл рот и спел первые слова божественной музыки Верди, то все еще продолжал дрожать и был не в силах совладать с эмоциями. Когда Карузо ответил мне своим ангельским голосом неповторимого звучания, я почувствовал, насколько беден и убог мой голос по сравнению с его великим тенором!..

Первый акт прошел с настоящим успехом, но публика с нетерпением ожидала второго действия, с Амато в роли Амонасро, который также произвел огромное впечатление.

В знаменитом марше Тосканини был великолепен и довел зрителей до вершины ликования.

На следующий день нью-йоркские критики, такие как Хендерсон, Кребиль, Олдрич — за небольшими исключениями выражали сплошные восторги…» ^[281]

Карузо понимал, что, после того что он пережил и после громкого обсуждения в прессе всех перипетий его личной драмы, он должен предстать в наилучшей форме. Ко всему прочему, ему хотелось, чтобы Ада в очередной раз поняла, какого великого человека она потеряла и что он не пал духом после ее ухода. И он пел поистине великолепно! 17 ноября Ричард Олдрич писал в «Нью-Йорк таймс»: «Карузо пел Радамеса невероятным по силе и мощи голосом, демонстрируя бесконечное дыхание. Его вокальные ресурсы безграничны даже по сравнению с прежними выступлениями».

К этому можно добавить и то, что Энрико значительно изменился внешне. Из-за пережитого стресса он сильно похудел. Критики это отметили еще в Берлине и даже сравнивали его с Адонисом (разумеется, с легкой иронией). Ко всему прочему, значительно развились и его актерские способности.

По-разному в этот период складывались отношения Карузо с коллегами. В период «холодной войны» двух нью-йоркских театров «Метрополитен-опера» получила неожиданный сюрприз — сопрано Мэри Гарден, рассорившуюся с администрацией Манхэттенской оперы. Правда, Гарден была менее темпераментной певицей, нежели Фаррар, и не обладала таким же вокальным очарованием. Но красота, изысканный стиль жизни, драгоценности и знаменитые декольте Мэри Гарден восхищали нью-йоркскую аудиторию. С партнерами она держалась надменно и была довольно зла на язык, что также контрастировало с демократичной и непосредственной манерой поведения Джеральдины Фаррар. Карузо нередко выступал с Мэри Гарден, но недолюбливал ее за высокомерие. Несмотря на любовь к парфюмерии, он наотрез отказался использовать духи, названные в честь обожаемой буржуа певицы «Гардения». И не бывал у нее на званых вечерах, где собирался весь нью-йоркский бомонд. Зато был очень дружен с чешской сопрано Эммой Дестинн, которая в этом сезоне дебютировала на сцене «Метрополитен-оперы» (по словам Дестинн, Карузо дважды ей делал предложение, но был отвергнут; так ли это, сейчас установить сложно).

Другая давняя партнерша Карузо, Френсис Альда, вышла замуж за Джулио Гатти-Казаццу. Этот брак взбесил Тосканини, так как он увидел в нем угрозу «внесценического» влияния исполнителей на творческий процесс. Дирижер демонстративно не пошел на свадьбу друга и отказался от предложенной роли свидетеля.

Карузо всячески поддерживал Альду, которой поначалу пришлось нелегко в этом сезоне. Несмотря на высокопоставленного мужа, критики не очень к ней благоволили, а один из них, описывая ее выступление в роли Джильды, даже дошел до оскорблений: «Юная певица прибыла к нам из страны овец (Альда родилась в Новой Зеландии. — А. Б.), и блеянье овец проступает в ее пении».