О, возлюбленная моя! Письма жене - читать онлайн книгу. Автор: Вольф Мессинг cтр.№ 40

Но это я забегаю вперед, а ведь суть дела я тебе еще не рассказал. Суть вот в чем, дорогая моя. Узнав, что обо мне на здешней киностудии снимается документальный фильм, один из заместителей министра культуры нашептал председателю Совмина ^[140] Шумаускасу, что Вольфу Мессингу якобы «делают рекламу в виде документального фильма». Якобы я договорился (понимай так, что заплатил денег) с режиссером, чтобы он снял фильм обо мне и я при помощи этого фильма стану увеличивать свою популярность. Представь себе!

Вижу, как ты смеешься, драгоценная моя! Уж кому, как не тебе, знать, что если мы станем давать по три выступления в день без выходных и отпусков, мы все равно не сможем удовлетворить всех желающих! Какая реклама?! Какие деньги?! Пятрас не то что моих денег не взял, он еще и свои вложил! Но недаром говорится, что сказанная вслух ложь тут же начинает прикидываться правдой. Нашлись такие, кто «слышал», как я «уговаривал» Пятраса снять фильм обо мне. Не знаю — может, кто-то даже «видел», как я передавал Пятрасу деньги. Во сне все что угодно можно увидеть. Тут все смешалось в кучу — и зависть ко мне, и обвинения в шарлатанстве, и нелюбовь к Пятрасу, который не имеет привычки лебезить перед начальством, и антисемитизм (без него никак нельзя), и то, что запрещать приятнее, чем разрешать… Короче говоря, Шумаускас вызвал к себе директора киностудии, накричал на него и велел закрыть фильм.

Должен сказать, что директор уклонялся от встречи со мной не из-за того, что держал камень за пазухой. Ему просто было неловко. Любому порядочному человеку бывает неловко, если его вынуждают сделать подлость. Он не мог ослушаться председателя Совмина, это понятно. Даже если бы он и попробовал бы возразить, ничего из этого не вышло бы. Разве что на киностудии был бы новый директор. Головой нельзя прошибить стену. Но директор стеснялся встречаться со мной, вот и придумывал различные поводы для того, чтобы избежать встречи. Когда же мы, наконец, встретились (я попросту подкараулил его в коридоре, потому что не видел другого выхода), директор честно признался мне в том, что его вынудили закрыть фильм. И мысли его подтверждали его слова. Разговор с секретаршей Шумаускаса окончательно прояснил ситуацию.

Я объяснил Пятрасу, что дело гиблое. Даже если я обращусь за помощью на самый верх ^[141], фильм спасти не удастся. У этих игр есть свои правила. Никто, даже тот, кто знает, что я не шарлатан, не станет вмешиваться в это дело и отменять запрет Шумаускаса. Не тот случай, не тот повод, и вообще-то гурский еврей Вевл Мессинг не имеет никакого отношения к Вильно. Несколько выступлений не в счет. Надо смотреть правде в глаза. Ради меня никто не станет ничего предпринимать. Тем более что из-за особенностей здешней обстановки местное начальство пользуется большей самостоятельностью, нежели какой-нибудь первый секретарь обкома. Их главная задача — спокойствие и порядок. Если есть это, значит, есть все. Говорят, что коллеги Бельского кое-где еще работают ^[142]. Так что не надо дальше объяснять, ты и так все поймешь.

Жаль, очень жаль. Что еще можно сказать об этом? Нет желания даже думать об этом, не то чтобы еще хоть раз пробовать. Предпримем последние попытки (если что и можно сделать, то это надо делать здесь и немедленно), и затем я вернусь домой. Но осенью мы непременно приедем сюда выступать. И я построю выступления таким образом, чтобы зрителям с самого начала становилось бы ясно, что я не фокусник. Знаешь, дорогая моя, я сейчас поймал себя на мысли о том, что до определенного времени я старался придумывать как можно более интересные опыты, а теперь я придумываю такие, которые не должны оставлять сомнений в наличии у меня дара. Это не очень хорошо, но как есть. Мечтаю о том, как на мое выступление в Вильно придут здешние руководители, но вряд ли эти мечты сбудутся. Хотя инкогнито, затерявшись в толпе зрителей и не привлекая к себе внимания, они вполне могут это сделать. Ладно, нечего думать о них. Похороним несбывшиеся надежды, вычеркнем из памяти напрасно потраченные дни и будем жить дальше. Эта история помимо минусов имеет два, нет — три плюса. Во-первых, я познакомился с таким интересным и хорошим человеком, как Пятрас. «Хороший человек сам по себе сокровище», — говорила моя бабка Рейзл, да будет благословенна ее память. Во-вторых, я как следует узнал Вильно, так узнал, как знают его местные жители. Вильно заслуживает того, чтобы познакомиться с ним поближе. Я получил большое удовольствие. В-третьих, я получил кое-какой опыт. Несчастья не делают богаче, но они делают умнее. Чтобы я еще раз обольщался? Да никогда в жизни! Если только Пятрас после всего, что было, не оставит желание сделать небольшой фильм обо мне, то я соглашусь на это. С другими даже связываться не стану. Какой смысл начинать, если рано или поздно придется бросить?

Если в бочке меда есть ложка дегтя, то в бочке дегтя должна быть ложка меда. Случайно разговорившись с горничной в гостинице, я узнал, что здесь есть ювелир, делающий на заказ прекрасные изделия из янтаря. Познакомившись с этим ювелиром, которого зовут Наумом Гедальевичем, я получил сразу три выгоды вместо одной. Купил тебе, любовь моя, кое-что в подарок, познакомился с еще одним хорошим человеком и был приглашен на ужин. Супруге Наума Гедальевича Зельде Бог послал такой же талант готовить, что и тебе, драгоценная моя. Так вкусно, что и описать нельзя. Рыбу ^[143] она готовит на местный литовский манер — кусками, а не целиком, и вместо хлеба или мацы кладет картофель. А в бульон, в котором готовится рыба, кроме лука, кладет еще и шелуху. Мне так понравилась рыба, что я выспросил рецепт. Все знают, как готовить рыбу, но вся суть в мелочах, которые превращают еду в поистине райское наслаждение. Признаюсь тебе честно, дорогая моя, хотя и знаю, что ты станешь хмуриться, — я так задергался со всей этой нервотрепкой, что потерял аппетит и ел где придется и что придется. Поэтому обед у Наума Гедальевича стал для меня двойным праздником. Помимо прочего, Наум Гедальевич сказал мне адрес одной здешней столовой, находящейся не очень далеко от гостиницы, где работают евреи. Все там евреи — от директора до посудомойки, и блюда только называются по-общепитовски, а на самом деле готовятся как положено и из чего положено. Теперь я обедаю и ужинаю там. Кормят неплохо, конечно, не так вкусно, как дома, но для столовой неплохо и не надо уточнять всякий раз, из чего сделаны котлеты. Половина врет, говорит, что из говядины, хотя на самом деле из свинины, но меня, читающего мысли, им не обмануть.