Сцены из провинциальной жизни - читать онлайн книгу. Автор: Джон Кутзее cтр.№ 93

И Мария — сколько знала Мария? У меня никогда не было уверенности на этот счет. В те дни труд мигрантов был в Южной Африке нормой, так что Марии, наверно, была очень хорошо знакома ситуация, когда муж прощается с женой и детьми и отправляется в большой город на заработки. Но одобряла ли Мария жен, забавлявшихся в отсутствие мужей, — это другой вопрос. Хотя Мария никогда не видела моего ночного посетителя, вряд ли она обманывалась на этот счет. Такие посетители оставляют после себя слишком много следов.

Однако что это? Сейчас действительно шесть? Я и понятия не имела, что так поздно. Придется прерваться. Можете прийти завтра?

К сожалению, завтра мне нужно уезжать домой. Я лечу отсюда в Торонто, а из Торонто — в Лондон. Мне бы ужасно не хотелось…

Хорошо, давайте поторопимся. Осталось немного. Я буду рассказывать быстрее.

Однажды ночью Джон появился в необычно возбужденном состоянии. Он принес маленький плеер, в который была вставлена кассета: струнный квинтет Шуберта. Я бы не назвала это сексуальной музыкой, к тому же была не в том настроении, но он хотел заниматься любовью и горел желанием — извините за подробности, — чтобы мы координировали наши движения с музыкой, с ее медленным темпом.

Ну что же, медленный темп может быть очень красивым, но меня он совсем не заводил. К тому же я не могла отделаться от картинки на коробке от кассеты: там был изображен Франц Шуберт, похожий не на бога музыки, а на измученного венского клерка с насморком.

Не знаю, помните ли вы эту медленную часть, но там есть длинное соло на скрипке на фоне вибрирующего альта, и я чувствовала, что Джон старается двигаться в том же ритме. Все это показалось мне искусственным и комичным. Так или иначе моя отстраненность передалась Джону.

— Не думай ни о чем! — прошипел он. — Чувствуй музыку!

Ничто так не раздражает, как когда тебе говорят, что именно ты должен чувствовать. Я отвернулась от него, и его маленький эротический эксперимент сразу же потерпел крах.

Позже он попытался объясниться. Мол, хотел продемонстрировать что-то на предмет истории чувств, сказал он. Чувства имеют свою собственную историю. Они зарождаются во временных рамках, какое-то время живут, а потом умирают. Те чувства, которые существовали во времена Шуберта, теперь в основном умерли. Единственная возможность для нас их испытать — через музыку того времени, потому что музыка — это след, запись чувств.

О’кей, сказала я, но почему мы должны трахаться в то время, как слушаем музыку?

Потому что медленный темп квинтета — как раз о траханье, ответил он. Если бы, вместо того чтобы сопротивляться, я позволила музыке войти в меня и вдохновить, то испытала бы проблески чего-то совершенно необычного и познала, как это было — заниматься любовью в постбонапартистской Австрии.

— Как это было для постбонапартистского мужчины или для постбонапартистской женщины? — осведомилась я. — Для господина Шуберта или для госпожи Шуберт?

Это просто вывело его из себя. Он терпеть не мог, когда высмеивали его любимые теории.

— Музыка — не о траханье, — продолжала я. — Вот в чем твоя ошибка. Музыка — о прелюдии. Она — об ухаживании. Ты поешь девушке прежде, чем она пустит тебя в свою постель, а не в то время, когда ты с ней уже в постели. Ты поешь ей, чтобы добиться ее, завоевать ее сердце. Если ты не счастлив со мной в постели, возможно, это оттого, что ты не завоевал мое сердце.

На этом мне следовало бы остановиться, но я не остановилась, а пошла дальше.

— Ошибка, которую мы оба сделали, — сказала я, — в том, что мы пропустили прелюдию. Я не виню тебя, это и моя вина, но тем не менее это было неправильно. Секс куда лучше, когда ему предшествует долгое ухаживание. Тогда он больше удовлетворяет эмоционально. И больше удовлетворяет эротически. Если ты пытаешься усовершенствовать нашу сексуальную жизнь, то не добьешься этого, заставляя меня трахаться в такт музыке.

Я ожидала, что он станет возражать, выступать в защиту музыкального секса. Но он не попался на удочку. Вместо этого надулся и повернулся ко мне спиной.

Я знаю, что противоречу тому, что сказала раньше — о том, что он умел проигрывать, — но на этот раз я, по-видимому, и в самом деле задела его больное место.

Но раз уж я пошла в наступление, то не могла отступать.

— Иди домой и попрактикуйся в ухаживании, — посоветовала я. — Давай уходи. И захвати своего Шуберта. Приходи снова, когда научишься.

Это было жестоко, но он заслужил это тем, что не отвечал мне.

— Хорошо, я уйду, — ответил он угрюмо. — Мне все равно нужно заняться делами. — И начал одеваться.

«Заняться делами!» Я схватила первое, что оказалось под рукой, — хорошенькую глиняную тарелку, коричневую, с желтым ободком, одну из тех шести, что мы с Марком купили в Свазиленде. На миг я все-таки увидела комическую сторону этой сцены: любовница с распущенными темными волосами и обнаженной грудью проявляет свой бурный центральноевропейский темперамент, выкрикивая оскорбления и швыряя тарелки. А потом я швырнула эту тарелку.

Она ударила его в шею и отскочила на пол, не разбившись. Сгорбив плечи, он с изумленным видом повернулся ко мне. Уверена, что в него никогда не бросали тарелок.

— Уходи! — закричала я, быть может, даже завопила и замахала на него руками. Проснулась Крисси и начала плакать.

Как ни странно, даже потом я не испытывала сожаления. Напротив, я была возбуждена и гордилась собой. «От всей души! — сказала я себе. — Моя первая тарелка!»

(Молчание.)

Были и другие?

Другие тарелки? Много.

(Молчание.)

Значит, вот так и закончились ваши с ним отношения?

Не совсем. Была еще кода. Я расскажу вам об этой коде, и тогда уже будет все.

Настоящий конец возвестил презерватив, полный засохшей спермы. Марк выудил его из-под кровати. Я была поражена. Как же я его не заметила? Это выглядело так, будто я хотела, чтобы он был найден, хотела кричать о своей измене на каждом перекрестке.

Мы с Марком никогда не пользовались презервативами, так что не имело смысла лгать.

— Сколько? — спросил он.

— С прошлого декабря, — ответила я.

— Ты сука, — воскликнул он, — грязная, лживая сука! А я тебе доверял!

Он собирался выбежать из комнаты, но потом передумал, повернулся и — извините, я хочу задернуть занавес над тем, что произошло дальше, об этом слишком стыдно рассказывать. Я просто скажу, что это удивило меня, шокировало, но больше всего привело в ярость.

— Вот этого, Марк, я никогда тебе не прощу, — заявила я, когда пришла в себя. — Существуют границы, и ты только что их перешел. Я ухожу, а ты теперь для разнообразия присмотри за Крисси.