Особенно ценны два последних свидетельства, поскольку это голоса солдат, уже затронутых, может быть, общим для тех дней разложением, но еще верящих в своего командира и готовых идти за ним в огонь и воду. Не случайно, когда после боя Кутепов благодарил полк за работу, в ответ ему «старорежимно» отвечали: «Рады стараться, Ваше Высокоблагородие» — хотя согласно мартовскому Приказу № 1 полагалось говорить «господин полковник».
В тот день Кутепов не раз и не два был на волоске от гибели. Один из снарядов разорвался у него буквально под ногами, убив шедшего рядом с ним поручика С. Н. Мещеринова. Но Александр Павлович, как заговоренный, снова встал и возглавил атаку. За доблесть, проявленную 7 июля, он был представлен к ордену Святого Георгия 3-й степени. За всю войну такую награду получили всего 60 человек, Кутепов мог (и имел полное право) стать шестьдесят первым. Но в хаосе второй половины 1917-го представление попросту затерялось. Зато нашла героя другая награда, Георгиевский крест 4-й степени с лавровой ветвью № 1 216 556, присужденный «по приговору» полкового комитета. Правда, судя по фотографиям, во время Гражданской войны и позже Кутепов эту награду не носил.
После Октябрьского переворота, заставшего преображенцев на позиции западнее Волочиска, положение офицеров в армии, в том числе гвардии, резко ухудшилось. Барон С. А. Торнау, служивший в Преображенском полку, так вспоминал конец 1917 года: «В середине ноября настроение стало сразу более напряженным. В резервных частях работал подпольный военно-революционный комитет большевистского направления. Деятельность его становилась все заметнее. Солдаты как-то сразу распустились, честь стали отдавать нехотя и не всегда»
[494]. Предвидя неизбежный конец, Кутепов провел несколько тайных совещаний среди старших офицеров, на которых был выработан дальнейший план действий. Главную полковую святыню — знамя решили отправить в тыл, в безопасное место. 21 ноября офицеры попрощались со знаменем тайно, чтобы не раздражать солдат. В. В. Дейтрих-Белуха-Кохановский так вспоминал эту душераздирающую сцену: «У окна, барабаня пальцами по стеклу, стоял Кутепов, и слеза за слезой скатывались у него по бороде. Малевский-Малевич и Вансович рыдали на походной койке мужскими, сухими, душу разъедающими слезами. Спрятав голову в руки, сидел молча офицер, назначенный отвозить знамя
[495]. Несколько офицеров — одновременно мы все не могли собраться, чтобы не возбудить подозрения, — со злобным отчаянием стояли по углам»
[496]. Они прощались со старой армией, прежней Россией, со смыслом всей своей жизни… Кутепов открепил от полотнища бесценную реликвию, крест ордена Святого Георгия 1-й степени, который император Александр II снял с себя и приколол к знамени лейб-гвардии Преображенского полка в 1878 году, после освобождения Болгарии. С этой реликвией Александр Павлович больше не расставался, он носил ее на цепочке вместе с нательным крестом. С ней он и погиб.
Первого декабря в полку были отменены чины, погоны и ордена. По приказу Кутепова процедура снятия погон и наград во избежание эксцессов была проведена организованно и спокойно, хотя можно представить, каких переживаний она стоила офицерам (теперь уже бывшим, так как само понятие «офицер» было тоже отменено). 7 декабря состоялись выборы командиров. По заранее намеченному Кутеповым плану остаться в полку должны были лишь несколько бывших офицеров, которых выберут на командные должности; они должны были помочь остальным покинуть расположение части и отправиться на Дон, в организацию генерала М. В. Алексеева. Так и случилось. Самого Кутепова солдаты прикомандировали к хозяйственному отделению полковой канцелярии «для письменных занятий», проще говоря, писарем, причем сделано это было «из уважения к его ранам». Командиром полка избрали бывшего капитана И. С. Зыбина (утверждение, что Кутепов был последним командиром преображенцев и отдал приказ о расформировании полка, далеко от истины). Через неделю Зыбин отдал приказ о частичной демобилизации, и множество бывших офицеров, в их числе Кутепов, смогли вполне официально покинуть полк.
В отличие от многих впавших в отчаяние или апатию сослуживцев Кутепов ни минуты не задумывался о том, что делать дальше. Война для него продолжалась, только теперь это была война не с внешним, а с внутренним врагом, захватившим его страну… «Как только стали доноситься до нас слухи и вести с Дона, Александр Павлович, не колеблясь, решил ехать туда, — вспоминал А. А. Зайцов. — Я хорошо помню… <…> его воодушевление и горячую веру в то, что борьба продолжается, и его надежды на конечный успех»
[497]. В середине декабря он через Киев выехал на Дон и 24 декабря прибыл в Новочеркасск, где вступил в Алексеевскую организацию, вскоре переименованную в Добровольческую армию. На фоне расхристанной толпы, в которую к тому времени уже превратилась кадровая армия, добровольцы выглядели вызывающе «старорежимно» — погоны, награды, никаких комитетов; единственное, что изумляло, — мизерные размеры новорожденной армии и отсутствие должностей для большинства офицеров, даже заслуженных. Но Кутепов и в ситуации, когда полковники вступали в армию рядовыми, становились, как шутили добровольцы, командирами отдельных винтовок, был оценен по достоинству: 30 декабря Л. Г. Корнилов назначил его начальником гарнизона Таганрога и прилегающего к нему района.
Первые «белые» дни полковника стали для него тяжелейшей проверкой на прочность. Задача была простой: требовалось организовать оборону Таганрога и подступов к Ростову от наступавших на него большевистских войск. Но в распоряжении Кутепова была буквально горсточка добровольцев — Таганрогская и Ростовская офицерские, Морская и Георгиевская роты, 1-я рота 2-го Офицерского батальона, юнкерская полурота 3-й Киевской школы прапорщиков, партизанский отряд имени Корнилова, бронепоезд и бронеавтомобиль. С 10 января по 1 февраля 1918 года Кутепов и его добровольцы, окруженные со всех сторон, вели отчаянную борьбу с наседавшими со всех сторон красными, воюя на пределе сил и за этим пределом. «Под начальством Кутепова такие молодцы, что если бы у нас было 30 тысяч таких людей, мы бы с ними сейчас же отвоевали у большевиков всю Россию»
[498], — заметил А. И. Деникин, посетивший позиции Кутепова под Таганрогом. А когда Добровольческая армия в ночь на 23 февраля ушла из Ростова в легендарный поход, затем получивший название 1-го Кубанского, или Ледяного, полковник Кутепов выступил из города в должности командира 3-й роты Сводно-офицерского полка, которым командовал генерал-лейтенант С. Л. Марков. Под его командованием было около двухсот человек, половина из которых была в чине прапорщика. Уже в 1922 году, в эмиграции, Александр Павлович так говорил об этой части: «С тех пор я особенно люблю Марковцев. <…> Я чувствую с ними какое-то душевное родство. Мне приятна марковская форма, которую почти не снимаю, я окружен Марковнами: мой конвой, мои адъютанты, мой вестовой — Марковцы, да и сам я считаюсь первым Марковцем»
[499]. Впрочем, впоследствии Кутепов не меньшую симпатию испытывал и к дроздовцам, и самая знаменитая его фотография сделана в 1922 году именно в дроздовской форме. В годы Гражданской генерал носил также корниловскую форму, а иногда надевал и старую Преображенскую.