Легенды Белого дела - читать онлайн книгу. Автор: Вячеслав Бондаренко cтр.№ 65

Вторичное взятие города омрачилось еврейским погромом, в котором участвовали рядовые добровольцы и местные жители. Погром продолжался два дня, с 17 по 19 октября, и запомнился тем, что киевские евреи активно оборонялись с помощью… крика. «Громилы оцепили один из больших домов, но не успели ворваться в него. В притаившемся темном доме, разрывая зловещую тишину ночи, пронзительно, в ужасе и отчаянии, закричала женщина. Ничем другим она не могла защитить своих детей, — только этим непрерывным, ни на мгновение не затихающим воплем страха и беспомощности. На одинокий крик женщины внезапно ответил таким же криком весь дом от первого до последнего этажа. Громилы не выдержали этого крика и бросились бежать. Но им некуда было скрыться, — опережая их, уже кричали все дома по Васильковской улице и по всем окрестным переулкам. Крик разрастался, как ветер, захватывая всё новые кварталы. Страшнее всего было то, что крик несся из темных и, казалось, безмолвных домов, что улицы были совершенно пустынны, мертвы и только редкие и тусклые фонари как бы освещали дорогу этому крику, чуть вздрагивая и мигая… Кричал Подол, Новое Строение, Бессарабка, кричал весь огромный город» ^[364] — так описывал октябрьский погром 1919 года К. Г. Паустовский ^[365].

Военные власти сразу же начали предпринимать решительные меры против погромщиков. В день окончательного возвращения в Киев, 18 октября, Н. Э. Бредов издал приказ, который был расклеен на всех улицах: «Добровольцы! Мужество перед врагом и милосердие к мирному населению и даже к поверженному врагу должно быть вашим украшением» ^[366]. Город начали патрулировать офицерские роты и отряды из рабочих, пресекающие бесчинства, военно-полевые суды выносили смертные приговоры погромщикам. Это позволило быстро прекратить беспорядки.

Но сам факт того, что красные при желании могут серьезно угрожать белому Киеву, говорил о многом. Судьба Киевской группы войск зависела от хода событий на главном, московском, фронте, а там они развивались не в пользу добровольцев. Многократно численно превосходящие их красные части переломили ситуацию, одновременно в тылу белых начались многочисленные восстания, поднял голову недобитый Махно. В этой ситуации войска Киевской области держались до последнего, даже когда красная 12-я армия С. А. Меженинова вышла по левому берегу Днепра к Черкассам и Кременчугу, Киев все еще оставался белым. Только утром 16 декабря 44-я стрелковая дивизия красных под командованием бывшего прапорщика И. Н. Дубового форсировала Днепр, выбила добровольцев с мостов и повела бои за город. Войска Н. Э. Бредова мужественно обороняли Киев на протяжении двенадцати часов, но вынуждены были отступить. Это был последний день, когда Николай Эмильевич видел город, с которым его столько связывало — и светлого, и печального.

После оставления города вновь была сформирована Киевская группа войск в составе 7-й пехотной дивизии, 2-го Конного генерала Дроздовского полка и менее крупных частей. Возглавивший группу Н. Э. Бредов перешел в подчинение главноначальствующему Новороссийской области генерал-лейтенанту Н. Н. Шиллингу ^[367]. В задачу группы входила оборона важнейшего черноморского порта, пока находившегося в руках белых, — Одессы.

Марш на Одессу проходил в мелких, но постоянных стычках с наседавшими красными, петлюровцами, махновцами и просто местными бандитами. Во время одной из таких стычек, 17 декабря, Бредов едва не попал в плен к петлюровцам, полусотня которых во главе с полковником Дьяченко атаковала добровольцев у местечка Ставище, захватив 40 офицеров и 20 солдат. Николая Эмильевича спасли тогда лишь туманная погода и мастерство водителя его автомобиля. Артиллерист В. Н. Душкин так описывал отход от Киева: «Левая сторона Днепра уже занята красными. Идем и огрызаемся. Красные, кажется, не спешат. Серьезных боев нет. Иногда от Днепра красные пытаются перерезать нам путь, но это им не удается. После перепалки продолжаем путь. И так от Киева до Раздельной. Весь путь в каком-то оцепенении, в тумане, почти без мыслей. Автоматически идем, едим, деремся, спим — как заводные» ^[368]. Слово «едим» требует пояснений: питались в походе практически одним… сахаром, которым были набиты карманы шинелей и офицеров, и солдат; сахар скоро приелся до тошноты, но замены ему не было, и люди, преодолевая отвращение, на ходу черпали ложками или ладонями сахарный песок, чтобы дать истощенным организмам хоть какие-то силы.

Вместе с армией, сильно замедляя темп ее продвижения, отступал огромный беженский обоз, в котором находились те, кто не желал оставаться в Киеве «под большевиками». Началось дезертирство, причем имевшее определенную специфику. Как вспоминал Б. А. Штейфон, «мобилизованные по мере продвижения Добровольческой армии к северу, в период успеха, люди охотно воевали, покуда их деревня находилась позади фронта. Как только родные места очищались войсками, там оставались и уроженцы очищенных мест. Борьба с этим злом была безрезультатна. Части же, составленные из уроженцев отдаленных губерний, дезертирства почти не знали» ^[369]. Единственным утешением могло служить наличие на фронте новых союзников — четырехтысячной Украинской Галицкой армии, но она, как говорилось выше, была практически небоеспособна из-за эпидемии тифа и к тому же не склонна конфликтовать с петлюровцами. Косила болезнь и войска Бредова. Связи с основными силами не было, армия питалась неутешительными слухами: оставлен Курск, оставлен Харьков. Все надежды были на то, что после обеспечения одесской эвакуации части будут морем вывезены на соединение с основными силами армии.

Ho Н. Н. Шиллинг явно имел на Бредова свои виды, так как 5 февраля 1920 года Николай Эмильевич получил от него следующее письмо:

«ВЕСЬМА СЕКРЕТНО

Генералу Бредову

В случае непосредственной угрозы Одессе я со штабом перееду [в] Севастополь. В этом случае на Вас и на Ваш штаб возлагаю объединение командования и управления во всех отношениях всеми войсками, учреждениями и управлениями, находящимися в Одесском районе, равно как и Галицийской армией. К Вам же переходит гражданская власть. Одесса должна быть удерживаема возможно дольше, дабы успеть вывезти раненых, больных и семьи офицеров, а также лиц, служивших в Добровольческой армии, коим грозит опасность быть убитыми большевиками и кои не могут идти походом. [В] случае оставления Одессы все, что возможно, из русских добровольческих войск надлежит под прикрытием союзного флота посадить на суда и отправить в Крым. Все, что за отсутствием тоннажа [не] может быть эвакуировано морем, отходит на Днестр в районы г. Беляевка — Маяки и Тирасполь, где и приступает к переправе на правый берег. При этом румынскому командованию должно быть заявлено: