Совсем неожиданно для меня Май-Маевский спросил:
— Хотите быть моим личным адъютантом?
Я скромно ответил:
— Ваше Превосходительство, я польщен вашим вниманием, но ведь есть участники корниловского похода…
Май-Маевский перебил:
— Я имею право назначить кого мне угодно. Вы будете моим адъютантом. Сегодня я отдам в приказе.
На другой день я приступил к исполнению своих новых обязанностей. А вскоре генерал Май-Маевский принял корпус и армию, и я сделался адъютантом командарма»
[282].
О своем шефе Макаров вспоминал двояко — с одной стороны, не уставал живописать его как вечно нетрезвого «врага трудового народа», с другой — не отказывал ни в уме, ни в таланте, ни в личном обаянии. Вот, к примеру, описание работы Май-Маевского в то время, как его штаб располагался в Юзовке:
«Он сидел в кабинете и смотрел из окна на горизонт, откуда доносился гул орудийной канонады.
— На пепле развалин строится новая единая, неделимая Россия, — убежденно сказал он, внимательно разглядывая цветные флажки, расположенные кольцеобразно на оперативной карте. Затем отдал распоряжение своему штабу перейти на станцию Криничную.
Май-Маевский поставил дело крепко: стоило ему нажать клавиши правления, как под мастерскую игру генерала плясали и правые и левые. Уезжая на ст.[анцию] Криничную, генерал был спокоен за тыл.
Шли беспрерывные бои, железнодорожные станции переходили из рук в руки. У Май-Маевского было немного войск. Но, перебрасывая их с одного участка на другой, генерал вводил в заблуждение красных. Одним и тем же частям белых войск в течение дня приходилось участвовать во многих боях и разных направлениях; для этой цели был хорошо приспособлен подвижной состав транспорта. Такая тактика и удары по узловым станциям были признаны английским и французским командованием выдающейся новостью в стратегии. Май-Маевский в течение недели раз пять выезжал на фронт, поднимая своим присутствием стойкость бойцов. Войска его уважали, называя вторым Кутузовым (фигурой генерал был похож на знаменитого полководца)»
[283]. Поистине удивительно, что такое печатали в СССР. И не только печатали, а многократно переиздавали! (Правда, стоит сказать, что с каждым переизданием книги Макарова в ней оставалось все меньше и меньше хорошего о Май-Маевском.)
В отличие от киношного разведчика Павла Андреевича Кольцова, реальный Павел Васильевич Макаров, как мы видели выше, не имел никакого задания от ЧК, не был никуда «внедрен», а просто выживал у белых как мог, используя ситуацию, в которой оказался волей судьбы. Согласно его мемуарам, он постоянно пытался установить контакты с большевистским подпольем, но все как-то не складывалось. Лишь летом 1919 года он списался со своим братом Владимиром, жившим в Симферополе и когда-то тоже работавшим в ревкоме; Владимир попросил Павла пристроить его в штаб Добрармии, что и удалось в сентябре-октябре. Поздней осенью, по уверению мемуариста, его брат начал уничтожать оперативные сводки белых, но никаких подтверждений этому нет. А вот в декабре 1919-го, когда наступление белых на Москву провалилось и резко обозначился перелом в пользу красных, братья явно решили спасать себя и срочно вышли на связь с местным большевистским подпольем.
Но мы забежали вперед. А летом 1919 года, на пике удач Добровольческой армии, Макаров вполне наслаждался жизнью: место адъютанта командующего было сытым и спокойным, под юного капитана никто не «копал» и не проверял его, и даже его полуграмотность не вызывала в штабе особых нареканий (доходило до того, что начальник штаба армии генерал-лейтенант Н. П. Ефимов
[284] лично исправлял грамматические ошибки в составленных Макаровым бумагах!). Основные обязанности адъютанта сводились к тому, что он поставлял своему командующему алкоголь и устраивал вечеринки, не забывая при этом обделывать и свои гешефты. Описан эпизод, когда Май-Маевский распорядился выдать своему адъютанту со склада 15 пудов сахару и 1 ведро спирта; на деле же Макаров получил 150 пудов и 15 ведер, бестрепетно приписав недостающие цифры. И был этот эпизод далеко не единственным.
Встает вопрос, как мог безусловно умный, талантливый военачальник терпеть возле себя полуграмотного пройдоху, который вместо «серьезно» писал в служебных бумагах «сурьезно» и не стеснялся спекулировать спиртом и сахаром? На этот вопрос отвечает Б. А. Штейфон: «Возможно, что наиболее правильным объяснением столь странного сближения является тот перелом, какой назревал в характере Май-Маевского еще со времен Донецкого бассейна. Когда пагубная страсть стала явно завладевать генералом, ему потребовалось тогда иметь около себя доверенного человека, который не только помогал бы удовлетворению этой страсти, но и принимал ее без внутреннего осуждения. Сознавая свои слабости, Май-Маевский вовсе не желал их афишировать. Он предпочитал, чтобы многое выходило как бы случайно. Столкнувшись с Макаровым, генерал понял, что это как раз тот человек, какой ему необходим. Перед Макаровым можно было не стесняться, совсем не стесняться. Май иногда называл его на „ты“ и, по существу, не делал разницы между своим денщиком — солдатом и личным адъютантом — офицером. И надо признать, что с точки зрения вкусов и привычек Май-Маевского трудно было найти более подходящее лицо, чем Макаров. Он без напоминаний просмотрит, чтобы перед генеральским прибором всегда стояли любимые сорта водки и вина, он своевременно подольет в пустой стакан, он устроит дамское знакомство и организует очередной банкет…
Для всего этого и для многого иного требовались, конечно, деньги. Таковых у Мая не было. Макаров легко нашел выход: пользуясь своим служебным положением, он под предлогом, что это необходимо чинам и командам штаба армии, добывал из реквизированных складов мануфактуру, сахар, спирт и иные дорого стоившие тогда товары и продукты. Когда ему отказывали, он требовал именем командующего армией, справедливо полагая, что не будут же справляться у генерала Май-Маевского, дал ли он такое приказание или нет. К тому же Макаров в потребных случаях не смущался лично ставить подпись командующего, каковое обстоятельство еще более упрощало получение разных товаров…
Все добытое без труда „загонялось“, и у Макарова появлялись большие деньги. Меньшая часть шла на „обслуживание“ привычек Мая, а большая — уходила на кутежи самого Макарова. Не подлежит сомнению, что о многих грязных проделках своего адъютанта командующий армией и не подозревал. Обычный грех ближайшей неосведомленности многих высокопоставленных людей…