Легенды Белого дела - читать онлайн книгу. Автор: Вячеслав Бондаренко cтр.№ 28

Поход начался в Дубоссарах утром 20 марта, в ясную солнечную погоду. П. В. Колтышев ^[166] так вспоминал первый день похода: «По разным улицам маленького городка потянулись к восточной окраине повозки то с сидящими на них офицерами, державшими в руках винтовки с поднятыми вверх штыками, то наполненные различными грузами. Догоняя их, крупным шагом шли легкая батарея и мортирный взвод; запоздавшая конно-горная батарея спешила рысью. <…> Как только вся колонна выехала из города, пехота сошла с подвод и выстроилась в поле около дороги. Появился полковник Дроздовский. Объехав выстроившиеся части, он поздравил всех с началом фактического похода» ^[167].

В первые же дни структура отряда претерпела изменения. Вдвое сократили мортирный взвод, поскольку тяжелые 48-линейные (122-миллиметровые) мортиры сильно затрудняли движение, уменьшили число повозок в обозе, а высвободившихся лошадей передали в артиллерию и конницу. Из-за нехватки бензина пришлось бросить грузовики и оставить только бронеавтомобили и легковые машины, которые использовались в разведывательных целях. Но главное, 8 апреля в селе Давыдов Брод «дроздовцы» получили крупное пополнение — к ним присоединился отряд полковника Михаила Антоновича Жебрака. (В литературе часто встречаются вариации на тему его фамилии — Жебрак-Русанович и Жебрак-Русакевич, но в послужном списке его фамилия указана как «Жебрак».) Этот инициативный и смелый офицер, по происхождению белорусский крестьянин из Гродненской губернии, кавалер ордена Святого Георгия 4-й степени и Георгиевского креста 4-й степени с лавровой ветвью, самостоятельно вывел из Измаила 130 человек, ранее служивших во 2-м морском полку Отдельной Балтийской морской дивизии. При этом в отряде было больше двухсот лошадей, «позаимствованных» у 1-го гусарского Белорусского национального полка (так с 14 января назывался «белорусизированный» 6-й Таурогенский пограничный конный полк). Правда, Жебрак некоторое время настаивал на том, чтобы его отряд сохранил автономию в рядах «дроздовцев», но после переговоров согласился все же не нарушать принцип единоначалия. Бойцы Жебрака сохранили морской Андреевский флаг, вынесенный ими из расположения своего полка; впоследствии он стал полковым знаменем 2-го Офицерского стрелкового генерала Дроздовского полка.

Другие пополнения во время похода случались нечасто. Больше всего офицеров дали Бердянск и Мелитополь — примерно по 70 человек, в Таганроге присоединились около пятидесяти, в Каховке — около сорока. Сотня одесских добровольцев так и не вышла на соединение с Дроздовским, так как в местной газете напечатали ложную информацию о его гибели. По мере того как отряд брал пленных красноармейцев, их также ставили в строй; многие из них храбро воевали и впоследствии были произведены в офицерские чины. Одновременно шел отсев слабых, малодушных, разочаровавшихся в самой идее похода. Таких оказалось всего 12 человек.

А вот трофеев во время похода было немало. В Мариуполе взяли лошадей, в Мелитополе — блиндированную железнодорожную платформу, которая «легла в основу» собственного бронепоезда, и около десяти мотоциклов, что позволило создать команду разведчиков-мотоциклистов. В Бердянске и Таганроге трофеями «дроздовцев» стали автомобили, горючее к ним и… аэроплан. Служащий Каховского банка передал отряду 600 тысяч рублей. А на мелитопольских складах нашлись обувь и ткань, из которой было пошито новенькое обмундирование — каждый офицер и солдат получили пригнанный по фигуре френч защитного цвета и такие же полугалифе. В итоге поход завершали даже в более щегольском виде, чем начинали.

В пути отряд неоднократно входил в соприкосновение с германскими и австро-венгерскими войсками, которые согласно просьбе Центральной рады о военной помощи продвигались вглубь Украины. По приказу Дроздовского в бой с ними не вступали. Легко себе представить чувства, которые испытывали при этом русские офицеры, — ведь по их земле беспрепятственно двигался враг, с которым они сражались на протяжении нескольких лет. И все-таки в новой обстановке немцы и австрийцы были для добровольцев скорее союзниками, чем противниками. Они вели себя вежливо, всячески давая понять, что уважают тех, кто хранит верность присяге и борется с анархией, и подчеркивая, что на месте Дроздовского поступили бы так же. Так, когда какой-то украинец попытался сорвать с автомобиля отряда Дроздовского русский флажок, германский офицер через переводчика громко заявил: «Я не позволю, чтобы кто-нибудь впредь так разговаривал с настоящими русскими офицерами, до конца остающимися верными своей несчастной Родине». А второй немец, обращаясь к русским, сказал об украинцах: «Это не войско, а банда. Она не лучше большевиков».

Сам Михаил Гордеевич отмечал в дневнике: «Странные отношения у нас с немцами: точно признанные союзники, содействие, строгая корректность, в столкновениях с украинцами — всегда на нашей стороне, безусловное уважение. Один между тем высказывал: враги те офицеры, что не признали нашего мира. Очевидно, немцы не понимают нашего вынужденного сотрудничества против большевиков, не угадывают наших скрытых целей или считают невозможным их выполнение. Мы платим строгой корректностью. Один немец сказал: „Мы всячески содействуем русским офицерам, сочувствуем им, а от нас сторонятся, чуждаются“… Немцы — наши враги; мы их ненавидим, хотя и уважаем» ^[168].

Тогда же Дроздовский кратко отметил и особенности взаимоотношений с украинской властью: «С украинцами <…> отношения отвратительные: приставанья снять погоны, боятся только драться — разнузданная банда, старающаяся задеть <…> Начальство отдает строгие приказы не задевать — не слушают. Некоторые были побиты — тогда успокоились: хамы, рабы. Когда мы ушли (из Мелитополя. — В. Б.), вокзальный флаг (даже не строго национальный) сорвали, изорвали, истоптали ногами <…> Украинцы — к ним одно презрение, как к ренегатам и разнузданным бандам. Немцы к украинцам — нескрываемое презрение, третирование, понукание. Называют бандой, сбродом <…> Они действительно банда, неуважение к своим начальникам, неповиновение, разнузданность — те же хамы. Украинские офицеры больше половины враждебны украинской идее, в настоящем виде и по составу не больше трети не украинцы — некуда было деваться… При тяжелых обстоятельствах бросят их ряды» ^[169].

Впрочем, серьезных боестолкновений ни с германцами, ни с украинцами во время похода не было. С попадавшимися в пути большевистскими силами офицерский отряд справлялся достаточно легко. Вот типичная картинка боя во время похода: «Пехота красных <…> высадилась из эшелона и, рассыпавшись в цепь, повела наступление на Акимовку. Спустя минут пятнадцать, с нашей стороны раздались редкие артиллерийские выстрелы. Только две, метко выпущенные, наши шрапнели произвели в рядах красных беспорядок и вынудили их бежать и скрыться за перегибы местности. То же случилось и с поездом противника, на котором стояло орудие. Метким огнем нашей артиллерии орудие было подбито. Над Акимовкой воцарилась тишина» ^[170]. Местные банды также не представляли для отряда особой опасности. Так, бандиты из деревни Малеевки сдались сразу же после того, как их обещали обстрелять химическими снарядами (которых у артиллеристов отряда не было).