Такое же чувство онемения тревожило левую ногу. Последнее обстоятельство было подозрительно и не вполне объяснялось наличием правосторонней раны. Как бы то ни было, осматривать рану, делать для этого перевязку в вагоне было, понятно, невозможно. Следовало пока лишь облегчать положение раненого без перевязки.
Кое-что можно было сделать в этом отношении. Начать с того, что князь Олег Константинович очень неудобно лежал: под ним была постлана бурка, под головой ничего не было. Нашлась подушка. Этим маленьким удобством раненый остался очень доволен. Нашлось одеяло, которым укутали Его Высочество. Для подкрепления сил я поил раненого вином. Чуть успокоившись, Его Высочество пытался весело разговаривать, интересовался сведениями из газет, слушал чтение газеты вслух, но все это делал отрывочно.
В Вильну мы приехали ровно в 10 часов утра. На вокзале приезда поезда ожидали профессор Цеге-фон-Мантейфель, профессор Бурденко и доктор Фомилиант. Явился вопрос, как вынести раненого из вагона, причинив ему наименьшие страдания. Нашли, что наиболее просто сделать это, воспользовавшись окном. Князя Олега Константиновича бережно укутали, через опущенное окно вдвинули в отделение носилки, осторожно положили на них раненого и вынесли его на платформу. Затем носилки были поставлены на автомобиль, рядом с носилками в автомобиле поместились мы с профессором Цеге-фон-Мантейфелем, и через несколько минут мы уже были в Витебском госпитале Красного Креста».
Здание, в котором разместился этот госпиталь, находилось на Госпитальной улице. В мирное время его занимало Виленское реальное училище. Этот старинный двухэтажный дом сохранился в Вильнюсе до наших дней (современный адрес — угол улиц Лигонинес и Пилимо).
Снова дадим слово профессору В.А. Оппелю: «В госпитале Его Высочество был встречен профессором Мартыновым. Там была уже готова операционная и отдельная палата. Раненого сразу внесли в операционную и положили на операционный стол для исследования. Сестры милосердия заботливо сняли с раненого одежду и все тело обтерли спиртом. Затем началось исследование. Как было установлено доктором Дитманом сейчас же после ранения, на правой ягодице имелось маленькое входное пулевое отверстие. Правая ягодица припухла. Справа около заднепроходного отверстия имелась маленькая ранка, как бы выходное отверстие пули. Кругом заднепроходного отверстия было сплошное кровоизлияние. Из ранки около заднепроходного отверстия вытекала коричневатая, с гнилостным запахом, жидкость. Пульс был част, мал и слаб. Стало сразу понятно, что общее тяжелое состояние объясняется гнилостным заражением пулевого канала и начавшимся гнилостным заражением крови. Вставал вопрос, каким образом произошло заражение. Исследование пальцем прямой кишки обнаружило, что кишка пробита навылет и подкожно почти оторвана от жома. В правой стене кишки определялось входное, в левой — выходное отверстие пули. Данные исследования разъясняли всю картину: пуля, войдя в правую ягодицу, прошла по ней, пробила прямую кишку и застряла где-то в левой ягодице. Теперь понятны стали болезненные ощущения в левой нижней конечности. Ранку справа от заднепроходного отверстия следовало рассматривать, как добавочную, образованную или осколком пули, или, быть может, осколком отскочившей кости.
Спрашивалось, что делать? На совещании, в котором приняли участие профессор Цеге-фон-Мантейфель, профессор Мартынов, доктор Дитман и я, прежде всего было признано, что состояние Его Высочества тяжелое, что, вследствие ранения, развилось заражение раны и заражение крови. Было признано, что для спасения Его Высочества возможно прибегнуть к операции, хотя и оперативное вмешательство не может гарантировать излечения. На операцию надо было смотреть, как на последнее средство, которое, быть может, остановит заражение.
Само собой разумеется, результат совещания не мог быть сообщен раненому князю Олегу Константиновичу. Князь Игорь Константинович первый должен был выслушать грустный приговор о своем брате, с которым делил все радости и тяготы похода. Князю Олегу Константиновичу сообщили только, что операция нужна; на нее он охотно дал свое согласие. Ввиду слабой деятельности сердца, было желательно произвести операцию без общего усыпления. И действительно, операция была начата под местным обезболиванием новокаином. Однако первый разрез через ранку около заднепроходного отверстия показал, что клетчатка около прямой кишки омертвела, что омертвение клетчатки идет в глубину пулевого канала, что, следовательно, требуется большой разрез, произвести который под местным обезболиванием невозможно. Потому перешли к хлороформному усыплению.
Операцию Его Высочество перенес очень хорошо. После операции он перенесен был в отдельную светлую палату, где вскоре пришел в себя.
Около трех часов дня раненый чувствовал себя очень хорошо… К вечеру состояние здоровья раненого не ухудшилось. Надежда на благополучный исход заболевания чуть усилилась».
Днем этого же дня в Вильну пришла телеграмма от императора — известие о том, что князь представлен к ордену Святого Георгия 4-й степени. В Высочайшем приказе говорилось, что награда присуждена ему «за мужество и храбрость, проявленные при атаке и уничтожении германских разведчиков, при чем Его Высочество первым доскакал до неприятеля». Эта новость очень обрадовала и взбодрила Олега. Вечером раненого навестил начальник Виленского военного училища генерал-майор Борис Викторович Адамович: «Его Высочество встретил меня как бы “не тяжелый” больной. Приветливо, даже весело, улыбнулся, протянул руку и жестом предложил сесть… Войдя, я поздравил князя с пролитием крови за родину. Его Высочество перекрестился и сказал спокойно: “Я так счастлив, так счастлив! Это нужно было. Это поддержит дух. В войсках произведет хорошее впечатление, когда узнают, что пролита кровь Царского Дома”. Его Высочество мне сказал, что вчера причастился. “Но вы скажите дома, что мне никто не предлагал. Это было мое личное желание. Я причастился, чтобы мне было легче”. Оба князя сказали мне несколько восторженных слов о поведении солдат с ними вместе в боях. Князь Игорь прочитал брату телеграмму от Верховного Главнокомандующего. Выслушав, Олег Константинович перекрестился. Его Высочество был оживлен и сиял в счастливом для него сознании своих страданий. Мгновениями же были видны подавляемые им мучения».
Вскоре в госпиталь приехал воспитатель Олега, генерал-майор Н.Н. Ермолинский. Около часу ночи ему сообщили, что Олег проснулся. Ермолинского поразила мертвенная бледность его лица. Князь болезненно улыбнулся ему.
— Наконец-то, Николаус!.. Господи, как я рад!.. Теперь уже никуда не отпущу! Никуда!
— Никуда и не уйду, — стараясь не выказать волнения, ответил Ермолинский. — И здесь будем вместе, и поправляться вместе поедем.
— Да, да, будем вместе… И в Домнихе будем… — Олег упомянул имение Ермолинского Домниху, где любил гостить. Он даже посвятил Домнихе отдельное стихотворение. — Помните, как тогда? Хорошо это было!..
Генерал кусал губы, чтобы не заплакать.
— Рассказал ли все Игорь? — продолжал Олег слабым голосом. — Ведь государь мне пожаловал Георгия… Я так счастлив! Вот телеграмма… Там на столе… И от главнокомандующего тоже…