Вяземский - читать онлайн книгу. Автор: Вячеслав Бондаренко cтр.№ 48

Тема «дня торжества и казни» впервые возникла в письме Вяземского Сергею Тургеневу 18 сентября: «Эти проклятые потемки, в которых держат нас, неминуемо должны отразиться и на самое Правительство… рано или поздно взойдет день незапный и осветит наше противоположение!» Огненное поэтическое Откровение грядущей русской революции… Конечно, никаких кровожадных планов у Вяземского не было, картина грядущего суда над отступниками получилась довольно абстрактной. Вяземский просто предсказывает — так будет, если ничего не изменится… А в финале Герой-Обличитель показывает, что ждать суда даже не намерен:

Конечно, как и в «Унынии», здесь много от Байрона — гордый герой-одиночка, бросающий проклятья в лицо врагам… недаром буквально через неделю после «Негодования» Вяземский пробует завершить самое байроническое свое стихотворение, «Волнение»… Был у «Негодования» и полушутливый аналог — «Табашное послание» Николаю Тургеневу (Вяземский послал ему французскую табакерку, исписанную конституционными лозунгами). В один день, 13 ноября, «Табашное послание» и «Негодование» были завершены. Спустя еще две недели, расписавшись, в том же запале и задоре Вяземский доработал и злое «Послание к М.Т. Каченовскому», начатое еще два года назад. Но это стихотворение отправилось в Россию уже 4 декабря, а «Негодование» лежало у Вяземского еще месяц, до 7 января 1821 года. Он перечитывал его и вносил в текст мелкие поправки.

Интересно, что почти все друзья Вяземского, в том числе вполне благонамеренные, отнеслись к опасному монологу не просто доброжелательно, а с полным восторгом. «“Негодование” — лучшее твое произведение, — отозвался Тургенев. — Сколько силы и души!.. Я заставил одного поэта, служащего в духовном департаменте, переписать твое “Негодование”. В трепете приходит он ко мне и просит избавить его от этого. “Дрожь берет при одном чтении, — сказал он мне, — не угодно ли вам поручить писать другому?”» Впрочем, Александр Иванович все же состорожничал, не желая подставлять друга под удар, — устраивал чтения “Негодования” вслух, но списков никому не давал: «Ко мне ездят слушать «Негодование», и я уже вытвердил его наизусть, но ни одной копии не выдал и не выдам»… Очень порадовал Вяземского добрый отзыв Карамзина: «Читал я «Негодование» без негодования, ибо в нем много прекрасного; но желал бы более истины, более души и менее декламации». И уж конечно, особенно горячо стихи приняли будущие декабристы, недаром в одном из многочисленных доносов на Вяземского «Негодование» коротко назвали «катехизисом заговорщиков». Близкий варшавский его друг И.М. Фовицкий, комментируя «Негодование», заключал: «Волосы дыбом становятся! Смотрите; не забывайте Радищева!.. Какая прекрасная пиеса! Только же и страшная! Уж верно мы не увидим ее печатной!» Князь Петр Андреевич умело и красиво готовил собственное падение…

Совесть его была чиста, он высказал вслух то, что хотел. Продолжал писать в Россию письма-памфлеты, предназначенные не только прямому адресату, — московский приятель Вяземского Александр Булгаков, который «купался и плавал в письмах, как осетр в Оке», даже делил любителей этих посланий на три категории: те, кому можно их давать на несколько дней, те, кому можно их просматривать, и «подлый народ», которому достаточно сказать, что Вяземский пишет то-то и то-то… А пока гром не грянул, можно и помечтать: например, о большом путешествии по Европе (Дрезден… Берлин… Вена… Карлсбад… Мариенбад…), и назвать это «по Байрону» — «гоняться за солнцем по миру». «Желаю быть с женою в Карлсбаде, — пишет он Жуковскому. — Нельзя ли как-нибудь встретиться? Мы до сей поры виделись только впотьмах; посмотреть бы друг на друга при свете Божьем». И предполагает, что «на солнце европейском» Жуковский станет похож на Байрона, а он, Вяземский, — на Бенжамена Констана… Можно примерить на себя мундир отца, мечтавшего «в Пензе сделать Лондон», и пожелать себе губернаторский пост где-нибудь в Костроме. Можно, наконец, поехать в Россию в очередной отпуск…

Там-то и случилось давно предугадываемое. 10 апреля 1821 года князь получил письмо из Варшавы. Предчувствуя недоброе, распечатал пакет — оттуда выпали две странички, исписанные крупным изящным почерком Новосильцева…

Ни о «Негодовании», ни о перехваченных письмах в запрещении ни слова не было. Вяземского выпихивали со службы мягко, без лишнего шума и политического подтекста. С политической сцены — в никуда. Так всегда убирали в России излишне самостоятельных людей. Так два года спустя тихо убрали из армии буйного майора Владимира Раевского. Так спровадили в отставку деятельно доброго Александра Тургенева… И там, и здесь высокий спектакль с речами русского маркиза Позы начальству был ненужен (да и непонятен). Маркиза Позу не сажали в крепость и не пытали огнем за его убеждения — его тихо выпускали в отставку, из общественной жизни в частную. И внешне все выглядело благопристойно. Ведь и Пушкина на юг, и Лермонтова на Кавказ, в сущности, никто не ссылал — им просто давали туда служебный перевод…