Лермонтов. Мистический гений - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Бондаренко cтр.№ 20

Вот как описывает усадьбу и окрестности историк XIX века Н. Рыбкин: «Это было большое здание с антресолями: кругом его был сад, спускавшийся к оврагу и пруду. По оврагу бежал ключ, в некоторых местах не замерзавший и зимою. За оврагом виднелась огромная гора, и к ней тянулся лес, и лес казался без конца, утопая где-то вдали…»

Нарышкины купили это имение в 1762 году, заселено оно было выходцами с Русского Севера. До сих пор местные жители Тархан по северному бкают и придерживаются севернорусских традиций. Там и впитал в себя юный Мишель язык своего будущего героя купца Калашникова. Там и увидел впервые на большом Барском пруду кулачные бои, позже даже сам организовывал их. Позже он и описал свои впечатления в поэме «Песня про царя Ивана Васильевича, молодого опричника и удалого купца Калашникова» (1837):

Да и фамилию для главного героя поэт взял, насколько известно, также тарханскую: здесь во времена Лермонтова жили Калашниковы. Возможно, кто-либо из Калашниковых участвовал в кулачном бое в Тарханах в 1836 году, устроителем которого был сам приехавший из Петербурга молодой офицер Михаил Лермонтов. О том в 1881 году П. А. Висковатый узнал от 80-летней тарханской крестьянки Аграфены Петровны Ускоковой. «…Α билися на первом снеге, — рассказывала она. — Место-то оцепили веревкой — и много нашло народу; а супротивник сына моего прямо по груди-то и треснул, так значит, кровь пошла. Мой-то осерчал, да и его как хватит — с ног сшиб. Михаил Юрьевич кричит: „Будет! Будет, еще убьет!“…»

На восточной стороне имения находились дубовые рощи, где начиналась небольшая речушка Милорайка. По ее руслу Арсеньевыми были устроены пруды, окружавшие усадьбу с трех сторон — Большой, Средний и Верхний, или Барский. На восточном берегу Милорайки два сада — Средний и Дальний с декоративными участками; на западном берегу — Круглый сад, соединенный липовой аллеей с дубовой рощей.

На бой друг против друга сходились две стороны Тархан, расположенные на противоположных берегах Большого пруда. Бугор и Овсянка спускались к плотине от «казенного амбара», находившегося неподалеку от сельской церкви. Противоположная сторона — Яшинка и Ильинка — готовилась к бою на возвышении, откуда дорога спускается к пруду. Сойдясь на плотине и на льду, вызывали друг друга. Так начинался бой.

Разве что вместо Москвы-реки был для кулачных боев приспособлен самый большой Барский пруд. «Все ходили кругом да около Миши. Все должны были угождать ему, забавлять его. Зимой устраивалась гора, на ней катали Мишеля. Святками каждый вечер приходили в барские покои ряженые из дворовых, плясали, пели, играли, кто во что горазд. Все, которые рядились и потешали Михаила Юрьевича, на время святок освобождались от урочной работы», — пишет П. А. Висковатый.

О самом раннем детстве рассказывает лишь Святослав (Святополк) Афанасьевич Раевский, живущий неподалеку и хорошо помнящий их общее детство. Пожалуй, Раевский был самым первым и самым надежным другом Лермонтова с первых лет жизни и до самой его гибели. Жаль, его не оказалось на Кавказе в дни дуэли, может, что-то и сумел бы предотвратить. Раевский помнит и детскую комнатку, оббитую сукном, на котором Миша любил чертить мелом свои первые рисунки. Помнит и любовь маленького Мишеля к рифмам: «Кошка — окошко», «пол — стол». Были и снежные горы, хождение в лес в Семик и на Троицу, были ряженые. Устраивались самые разные игры. Бабушка специально поселила в своем имении несколько сверстников Миши, чтобы мальчику было с кем играть. В шесть лет с ним стал жить его двоюродный брат по линии отца Михаил Антонович Пожогин-Отрашкевич. Переселился к ним и сын владельца соседнего поместья Пачелмы Н. Г. Давыдов. Осенью 1825 года из Кавказа по настойчивому желанию Елизаветы Алексеевны и с ее помощью переехали ее родственники Шан-Гиреи, и маленький Мишель получил еще одного верного друга на всю жизнь Акима Павловича Шан-Гирея.

Как пишет П. А. Висковатый: «Желая создать для Миши вполне подходящую обстановку, было решено обучать его вместе с сверстниками, с коими он делил бы тоже и часы досуга. Кроме Акима Шан-Гирея в Тарханах года два воспитывались и двоюродные его братья со стороны отца: Николай и Михаил Пожогины-Отрашкевичи, два брата Юрьевых, временно князья Николай и Петр Максютовы и другие. Одно время в Тарханах жило десять мальчиков. Елизавета Алексеевна не щадила средств для воспитания внука. Оно обходилось ей до десяти тысяч рублей ассигнациями. На это-то она и указывала отцу, когда тот заводил речь относительно желания своего воспитывать сына при себе. Бедный человек, конечно, не был в состоянии сделать для Мишеля даже и части того, что делала бабушка…»

Вместе с деревенскими ребятами летом они строили крепость и брали ее штурмом. Рыли окопы и траншеи, устраивали потешные бои. Траншеи эти до сих пор сохранились в Тарханах, хоть сейчас сражения устраивай. Но теперь это место облюбовали художники, с возвышения открывается прекрасный вид на барскую усадьбу и храм Марии Египетской. Зимой строили уже снежные крепости, устраивали сражения на льду пруда. Аким Шан-Гирей вспоминал: «У бабушки было три сада, большой пруд перед домом, а за прудом роща; летом простору вдоволь. Зимой немного теснее, зато на пруду мы разбивались на два стана и перекидывались снежными комьями; на плотине с сердечным замиранием смотрели, как православный люд, стена на стену, тогда еще не было запрету, сходился на кулачки, и я помню, как раз расплакался Мишель, когда Василий —-садовник выбрался из свалки с губой, рассеченной до крови».

Но вернемся к истории Тархан. В конце XVIII столетия село Никольское-Яковлевское было почти за бесценок по тогдашним временам куплено у Нарышкиных Арсеньевыми. Сохранился документ о продаже: «Лета тысяща семь сот девяносто четвертого, ноября, в трети на десять день (13 ноября. — В. Б.) действительный камергер… Иван Александров сын Нарышкин, в роде своем не последний, продал лейб-гвардии Преображенского полку прапорщика Михаилы Васильева сына Арсеньева жене Елизавете Алексеевой дочери недвижимое свое имение… село Никольское, Яковлевское тож».

Елизавета Алексеевна Арсеньева (1773–1845) принадлежала к богатому и влиятельному роду Столыпиных, известному с XVI века. Ее отец Алексей Емельянович Столыпин, обладавший огромным состоянием, приобретенным во времена Екатерины II, был губернским предводителем дворянства в Пензе. Как и все Столыпины, Елизавета Алексеевна была весьма властной, независимой в суждениях и горделивой женщиной. Муж ей попался иного характера, более мягкого и романтического. Вышла замуж Елизавета Алексеевна по любви в 22 года и втайне продолжала его любить до конца дней своих. Не случайно и во внуке своем старалась обнаружить сходство с его дедом. «Нрав его и свойства совершенно Михаила Васильевича, дай Боже, чтобы добродетель и ум его был». Но хозяйством в имении занималась сама и быстро прибрала к рукам все финансы. Так было всегда, деньги из рук Елизавета Алексеевна не любила выпускать. И все наследство своей единственной горячо любимой доченьки Машеньки она, на всякий случай, тоже записала на себя, еще до всяких замужеств. Делай, что хочешь, но контролировать буду я. Вообще-то, лермонтовская бабушка заслуживает отдельной книги, будь она мужчиной, заседать бы ей в Сенате или губернаторствовать. Нрав-то был крутой, но и любимцев умела баловать. К примеру, одним из капризов бабушки была ее якобы боязнь лошадей. И потому по своему имению Елизавета Алексеевна разъезжала в двуколке, запряженной… крепостными людьми. Этакие китайские рикши.